Драматургия буржуазного телевидения - [67]
Буржуазные теоретики нередко пытаются обосновать пользу демонстрации насилия, особенно в зрелищных искусствах — театре, кино и телевидении. Согласно одной из таких оправдательных концепций («теория шока»), показ актов насилия разрушает автоматизм восприятия, выводит зрителей из состояния психологической заторможенности и самодовольства.
Другая, так называемая «теория катарсиса» использует знаменитый тезис Аристотеля об очищающем воздействии искусства, проецируя этот тезис на самые низкопробные зрелищные формы. Утверждается, что мысленное соучастие телезрителей в актах насилия, демонстрируемых на телеэкране, служит для них своеобразной отдушиной, дающей выход агрессивным инстинктам [13].
Вопреки всем этим теориям зрители часто выражают недовольство разгулом насилия и жестокости на телеэкране. В США, например, в ходе одного из опросов общественного мнения 52 процента зрителей сочли, что в телепрограммах неоправданно много жестоких сцен [14].
Специально проведенные исследования подтверждают, что насилие на телеэкране оказывает непосредственное и прямое влияние на рост преступности среди населения. Особенно пагубно сказывается оно на детской и юношеской аудитории. Об этом, в частности, говорится в докладе американской Национальной комиссии по расследованию причин насилия и их предотвращению (1969) [15]. Осенью 1973 года журнал американского психологического общества «Дивелопмент сайколоджи» опубликовал отчет группы ученых, которые в целом также дают утвердительный ответ на вопрос, вынесенный а заголовок их работы: «Усиливают ли средства массовой коммуникации терпимость детей к агрессивности в реальной жизни?» [16].
Постоянный показ эпизодов насилия и жестокости на телеэкране вызывает адаптацию к ним широких масс населения. «Эмоциональное восприятие зрителями сцен жестокости притупляется, — пишет в этой связи английский исследователь Дж. — С. Гудлед. — Это явление носит название приспособления, аккомодации или адаптации. Опасность состоит в том, что реакция на насилие как на явление необычное, антисоциальное и неестественное будет постепенно исчезать, подобно тому как в результате физических тренировок исчезает чувство страха по отношению к воде (фобия)» [17]. Такие психологические реакции были отмечены и в упоминавшемся докладе Би-Би-Си. Один из авторов доклада, профессор Э. Кац, считает их прямым следствием приучения публики к насилию [18].
Проблема показа сцен насилия и жестокости в телепередачах стала настолько острой, что во многих капиталистических государствах (в первую очередь в США и Англии) развернулось движение протеста против чрезмерного увлечения телевидения эпизодами подобного рода. Неоднократно создавались специальные комиссии, ставившие целью как-то регламентировать и ограничить показ насилия на телеэкране. Этим вопросом занимались представители самых различных профессий — психологи, социологи, педагоги, юристы, медики, журналисты и просто общественные деятели. Так, в 60-е годы в США была создана Национальная ассоциация по улучшению работы радио и телевидения, которая выступала за запрещение показа актов насилия по телевидению.
Другая американская общественная организация, Движение в защиту детского телевидения, состоящая из родителей и педагогов, также начала кампанию против включения сцен жестокости в детские телевизионные программы.
В Англии аналогичные задачи ставят перед собой Национальная ассоциация радиослушателей и телезрителей и Национальная свободная федерация женщин.
Однако, несмотря на попытки общественности как-то изменить сложившееся положение, ограничения в показе сцен жестокости на телеэкране носят весьма умеренный, а то и чисто символический характер [3]. Отказ от действенных мер в этой области объясняется прежде всего тем фактом, что спекуляция на «острых ощущениях» — бизнес. Значительная часть аудитории буржуазного телевидения, даже высказывая неудовольствие по поводу непомерно большого числа убийств, драк, истязаний на телеэкране, привыкает и… смотрит. «Подавляющее большинство владельцев телесетей уверены, — пишет польский еженедельник «Радио и телевизья», — что число зрителей находится в прямой зависимости от количества сцен насилия в передачах. А чем больше аудитория, тем выше тариф за рекламу. За одну минуту рекламы в таких сериях, как «Я — шпион», рекламные агентства платят телекомпании 60 000 долларов. При такой цене вряд ли откажешься хоть от одного выстрела» [20].
Но у проблемы насилия на телеэкране есть и другая сторона, идеологическая. Ее-то и стараются обойти в своих рассуждениях многие теоретики и практики «массового искусства». Вот что, например, говорит о вестерне программный режиссер сети Эй-Би-Си Томас Мур: «Вестерн — наиболее простое развлекательное зрелище, не больше» [21]. Не больше? Но анализ сюжетов вестернов показывает, что слишком часто злодеи, по отношению к которым совершается акт насилия, — это индейцы, мексиканцы и прочие «чужаки». А раз так, то выстрелы, погони, удары кулаком в лицо, убийства и прочее превращаются в акт справедливости, в естественный способ разрешения проблем. С другой стороны, в вестерне, и не только в нем, склонность к насилию зачастую приписывается тем, чей отрицательный стереотип стремится поддержать массовая серийная телепродукция.
Главная героиня — своеобразная, нетипичная девочка по прозвищу Кузнечик самозабвенно играет на скрипке, и её совершенно не интересуют гламурные ценности молодого поколения. Вследствие этого Кузнечика травят, даже бьют и вливают спиртное. Но девочка не ломается под этим натиском и остаётся самой собой. У неё появляются друзья, она даёт в школе скрипичный концерт, который имеет большой успех, и всё завершается большим хэппи-эндом.
В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.