Драматория - [2]

Работа над своим сценарием научила меня целенаправленно мыслить, впервые я получила возможность, отбросив скучные мелочи жизни и быта, рассуждать через придуманных героев об интересном и возвышенном, например, один из героев, подросток, Митя, делясь со своей сестрой обширными и содержательными жизненными планами, читал ей любимый отрывок из поэмы Евгения Евтушенко "Станция Зима", другой герой, профессор, как из рога изобилия, сыпал тщательно отобранными мною нерасхожими мудрейшими пословицами. С этой работой ко мне постепенно пришло ощущение врожденной грамотности, врожденного чувства слова, чувства любви к нему, врожденной жизненной прозорливости, врожденной энергии памяти, и мне страстно хотелось не растратить попусту так остро ощущаемую мною внутреннюю напирающую яркую радостную силу творчества. Творчество - захватывающая, соблазнительнейшая "езда в незнаемое", позволяющая осуществить важнейшую, основополагающую библейскую заповедь - "Аз есмь" - состояться как человеку, выразить себя.

Сценарий был закончен в 1978 году, а в январе 1979 года произошло историческое событие, совсем неожиданно для меня определившее на последующие двадцать лет новое направление моей литературной деятельности. В Большом зале Московской консерватории была исполнена пятая симфония моего брата композитора Алемдара Караманова - драматория "В. И. Ленин" для чтеца, солистов, хора и оркестра по поэме В. Маяковского. Спустя какое-то время, когда у меня вновь появилась острая потребность продолжить прерванную литературную работу, я поняла, что мне совсем не хочется напрягать писательское воображение, придумывая новые сценарии, повести или романы, а хочется рассказать о действительных событиях, связанных с исполнением этой замечательной, симфонии. Полная мешанина в памяти, отсутствие четкого замысла, а главное - недостаточно свободное владение словом, неумение находить теплые, живые краски, скупая, сухая прямолинейность изложения вот что помешало мне сразу взяться за задуманный рассказ об исполнении драматории. Я решила получше попрактиковаться и написать для разминки девять рассказов, а рассказ "Драматория" должен был быть десятым. Вот на эту разминку, на простенькую работу по подготовке к написанию этого рассказа у меня ушло ровно двадцать лет - правда, было написано пятнадцать рассказов, и рассказ "Драматория" оказался не десятым, а шестнадцатым.

"И хоть мало различаешь во мгле, все же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно". 1 Что я могу разглядеть через толщу лет почти в полвека в том нужном мне сейчас лете 1956 года, когда молодой 22-летний студент 4-го курса Московской государственной консерватории Алемдар Караманов начал сразу с увертюры писать клавир драматории? Ровным счетом ничего, что помогло бы осветить историю создания этого удивительного сочинения. Мне было 20 лет, и I моя короткая молодая жизнь, начиная с ранних детских лет, как только я помню себя, являла собою неустанный труд, труд, труд... Я и не помню ничего, кроме постоянного беспросветного труда. Особенно летом, когда мы уже были студентами. Во время каникул надо было заработать деньги на жизнь большой семьи из 5-ти человек, на билеты до Москвы, на оплату учебы моей и брата - высшее образование тогда ещё не стало бесплатным. К счастью, нам как-то удавалось обходиться минимумом простевшей одежды, но и о ней надлежало позаботиться. Мне приходилось помногу часов проводить за старой зингеровской швейной машиной, выстрачивая на белом крепдешине узорные воротнички для школьных Форменных платьев - они достаточно быстро рас пались на симферопольской толкучке. От лета 1956 года у меня есть любительская фотография, где я снята с одноклассницей Лизой Ивантеевой в нашем парке перед самым отъездом на учебу - мне в Москву, ей в Ленинград. Последние дни лета бывали особенно трудными, уже сказывались бессонные ночи, проведенные за работой, и эта фотография оставила мне память о том, как тяжелое свинговое утомление придавило меня, сковало черты лица, состарило его, сделало угрюмым, лишив лучистого света молодости. Еще одна оставшаяся на память деталь - светлое ситцевое платье, в котором я снята на этой фотографии. Помню, как серьезно побранила меня мама за растрату денег на 5 метров самого дешевого ситчика с мелким цветочным рисунком. Но мне совершенно нечего было носить летом, и маме пришлось признать необходимость пошива летнего платья. Платье получилось сногсшибательным благодаря покрою удлиненной юбки полным солнце-клешем. Этот крой уже вошел в моду в Москве, но ещё не успел добраться до Симферополя. Соседка по дому Ирина тоже сшила себе такого же кроя юбку и когда мы изредка бывали вместе, то прямо по-детски развлекались, подмечая изумление сограждан на улицах Симферополя и чувствуя себя потрясающими модницами в своих диковинных широченных, разлетающихся юбках. Пути, которые мы выбираем... Как легко было сбиться с пути, впервые познав сладостную цену внимания к модной одежде, цену восхищенных липких взглядов окружающих, как легко все это можно было превратить в тщеславную самоцель, подчинив вакханалии моды оставшуюся жизнь! Когда этим летом я с превеликим удовольствием надевала прекрасно сохранившиеся ситцевые сарафанчики, сшитые мною двадцать лет назад, то не уставала благодарить судьбу за то, что она раз и навсегда уберегла меня от пагубного диктата моды, научила признавать один единственный диктат диктат ума.