Драматическая миссия - [65]

— Знаю я этих паникеров, — продолжал бубнить Бём. — Стоит солдату пальнуть в поросенка, как все истошно вопят: «Убито семь человек». А то и похлеще выдумают: стреляла, мол, сотня красногвардейцев, переодетых в жандармскую форму. Нельзя верить всякой ерунде!

Из кабинета начальника станции донесся громкий голос Самуэли. Он отдал приказ по линии, чтобы задержали и вернули спецпоезд.

Бём носком ноги в желтой краге с силой захлопнул дверь диспетчерской, давая понять, что не желает слышать распоряжений командующего.

— Значит, вам еще не ясно, что положение серьезно? — спросил его Ландлер. — Донесения и сводки, поступающие к вам в наркомат от господ фронтовых командиров, как небо от земли далеки от правды.

Бём зло покосился на Ландлера.

— Вы осведомлены лучше меня? Так и говорите обо всем прямо.

— Вы не хуже моего знаете, что сообщил ночью Ласло Самуэли. Горе-вояки из секейской дивизии, вместо того чтобы стрелять в противника, убивают красноармейцев. Контрреволюционный путч помог румынским войскам захватить Сатмарнэмети. Нечто похожее произошло и в других местах. Однако вы не придали этому сообщению никакого значения.

— Я мог ошибиться, — развел руками Бём. — Ночью, когда мы прибыли сюда, трудно было оценить обстановку. Начальник станции уверял, что все разваливается, и мне показалось, что он просто паникер. А если и в самом деле случилось что-то серьезное, почему меня не разбудили?

— Здание вокзала окружено вооруженной толпой. Мы бессильны что-либо предпринять.

— Мы в западне? — в страхе воскликнул Бём, и краска сбежала с его лица. — А знают ли они. что здесь находятся члены правительства?!

— Не знают. И это к лучшему. Ведь тут жандармы!

— Откровенно говоря…

Прямо над их головами, заглушив голос Бёма, застрочил пулемет.

В диспетчерскую вернулся Самуэли.

— Жандармы совсем обнаглели, — мрачно сказал он. — Со второго этажа видно, что они разбились на группы и занимают ключевые позиции на всей территории станции. Если они сообразят установить там пулеметы, нам несдобровать.

— Надеюсь, вы приняли все необходимые меры? — зло усмехнувшись, спросил Бём.

— Все не все, а кое-что предпринял… — спокойно ответил Самуэли. — Сейчас рота жандармов с примкнутыми штыками преследует отряд красноармейцев, отступивших за линию железной дороги.

— Ну и попали мы в переплет! — Бём нервно теребил ус.

— Зато убедились: неудачи на фронте вызваны не тем, что солдаты упали духом, как считают некоторые в Будапеште, а действиями контрреволюции, то есть офицерами секейских частей, — поправляя пенсне, подал реплику Ландлер.

— И не только секейских, — продолжал Самуэли. — Ночью на перроне солдат рассказывал, как их комиссар, бывший профсоюзный деятель, собрал солдат на митинг и предложил проголосовать: оставаться на передовой или отступить. У солдат, понятно, нет особого желания подставлять голову под пули, и вот на основании решения, принятого «демократическим путем», они во главе с комиссаром оставили поле боя.

— Головотяп какой-то, — вскипел Бём, — или дурак набитый! Но не контрреволюционер. Я направлял в действующую армию испытанных социал-демократов и ручаюсь за них!

— А надо бы посылать коммунистов, прошедших школу русской революции! — гневно бросил Самуэли. — Подобные «демократические» действия на руку контрреволюции! И это не единичный случай. Другой горе-комиссар заявил солдатам: «Мы интернационалисты, и ни к чему нам защищать границы Венгрии». Не приходится удивляться, что и эта часть покинула фронт.

Ландлер хотел было опять вмешаться в спор, но в это время в диспетчерскую вошел боец в кожанке.

— К станции подходит батальон, — доложил он. — Среди жандармов переполох, бегут к своему эшелону.

— Может, наши идут на выручку?! — воскликнул Ландлер.

— А вдруг румыны? — нахмурился Бём.

— Идемте наверх! — сказал Самуэли.

Полевой бинокль Бёма переходил из рук в руки.

— Это же интернациональный батальон! — обрадовался Самуэли, но тут же помрачнел: — Я вижу, у них много раненых…

Растянувшаяся колонна медленно двигалась к станции по узкой проселочной дороге. Первые уже приблизились к тому месту, где залегли отступившие красноармейцы. Кто-то кинулся им навстречу.

— Что ж, возможно, что этих горе-вояк проучили за их бесчинства, — проворчал Бём, — Немало пришлось читать донесений об их неблаговидных делишках.

— Кто посылал такие донесения? — возмутился Самуэли. — За интернационалистов я ручаюсь головой.

Со второго этажа было видно, как бойцы интернационального батальона расположились возле пакгаузов. Здесь можно было укрыться если не от дождя, то хотя бы от пронизывающего ветра. Они располагались прямо на земле, тесно прижимаясь друг к другу. Лишь на платформе поблескивали штыки часовых.

— Черт! — выругался Бём. — Отсыпаться пришли, что ли?

Мимо батальона демонстративно промаршировал небольшой отряд жандармов. Измученные бойцы даже не шелохнулись. Часовые продолжали стоять неподвижно, застыв словно изваяния. Через несколько минут жандармы вернулись и вновь заняли свои прежние позиции.

— Мы пропали! — упавшим голосом произнес Бём. — Горе-вояки сдались. Вот это уж явно на руку контрреволюции, товарищ Самуэли!