Драма жизни Макса Вебера - [91]
Для лучшего понимания договора нужны некоторые пояснения. Прежде всего (*) о насильственном мире, навязанном Эльзой. Недавно кончилась война и был заключен насильственный несправедливый, по мнению немецкой стороны, Версальский мир; в Версаль в составе экспертной группы ездил и Макс Вебер (с. 327), именно поэтому его договор с Эльзой обрел такую причудливую форму. Кроме того, это и косвенная оценка самого договора и отношений его сторон. Когда Вебер пишет: «…я не располагаю ни строчкой Вашей руки» (**), это подтверждает исполнение требования Эльзы уничтожать ее письма и записки. Фраза в скобках «все, что Ты делаешь, я не могу осуждать – это всегда благо» (***) подразумевает больше, чем в ней прямо сказано. Надо обратить внимание на выделенное самим Вебером Ты, хотя в самом письме и даже в тексте договора он обращается к Эльзе на Вы. Это неожиданное Ты объясняется тем, что в скобках здесь парафраз первой строки известного пиетистского гимна Was Gott tut, das ist wohlgetan! Переводится это обычно так: «Что Бог делает, все – благо». А у Вебера здесь обращенное к Эльзе Was Du thust ist… wohlgethan. На месте Бога здесь у Вебера – Эльза. А к Богу не обращаются на Вы, особенно у протестантов. И эта косвенная цитата должна сказать умной Эльзе, а также говорит тем, кто читает сейчас это письмо, очень многое относительно сущности любовного контракта, потому что далее в гимне следуют такие слова:
(Текст и перевод здесь по сайту, где собраны тексты кантат Баха. Этот стих из кантаты «На 3-е Воскресенье по Пасхе»[47].)
Далее (****) – об обязанности сообщать. В тексте договора стоит Anzeigepflicht. В этом случае требование сообщать – не продукт договоренности частных лиц, а правовая категория, предписывающая гражданину информировать власти об определенных событиях или явлениях; нарушение этой обязанности подлежит преследованию по административному праву. И наконец (*****), о Юдифи. Так звали героиню романа Готфрида Келлера «Зеленый Генрих», сходство с которой Макс Вебер увидел в Мине Тоблер еще в начале их любовной связи и с тех пор часто называл Мину Юдифь. Легко видеть, что этот договор, грамотой о ратификации которого должно выступать приводимое письмо, имеет весьма односторонний характер: все обязанности налагаются на Макса Вебера, причем многие весьма нелегкие, например обязательство молчать, которое Веберу, прирожденному златоусту и краснобаю, выполнить было нелегко. В то же время противоположной стороне, то есть Эльзе, не предписывалось никаких обязанностей, ей принадлежали только права, пользование которыми она к тому же могла регулировать по своей воле.
Но это знаменитое письмо от 14 января 1919 г. не исчерпывается ратификационной грамотой. За ней следует еще один абзац. Итак, пишет Вебер, завершив изложение параграфов договора, «результат примерно таков: в „Айвенго“ есть некий пастух с железным кольцом на шее, на котором выгравировано „этот пастух принадлежит Седрику – вождю саксов“. Ну а я ношу невидимый ошейник с надписью, гласящей: „этот ткач льна является собственностью высокородной Эльзы фон Рихтхофен“. Это на случай, если некто начнет перед дикой гордой дочерью рыцаря-грабителя разыгрывать роль „глубокоуважаемого профессора“ <…> И чем надменнее ты будешь удерживать меня этим ошейником, тем крепче он будет становиться – да и что за глупостью было бы предать тебя (Ты это знаешь!) – и тем радостней мне будет его носить» (MWG II/10, 391–392). Эта и многие другие фразы из писем Вебера Эльзе Яффе дали некоторым комментаторам, в основном психологам и журналистам, основание говорить о мазохизме Вебера. Конечно, ошейник ведь является неотъемлемой деталью какого-нибудь мазохистского набора из секс-шопа. Не хватает только кнута и кожаных трусов для до́мины. На самом деле роковая страсть Макса Вебера – это по разряду не сексопатологии, а социологии господства.
Недостающее звено
Как мы уж знаем, господство, по Веберу, это вероятность того, что некоторая группа людей будет повиноваться некоему приказу или приказам. Каждому подлинному отношению господства свойствен определенный минимум желания подчиниться, а следовательно, внешней или внутренней заинтересованности в подчинении. Я не вижу логической необходимости говорить применительно к господству только о господстве над
