Драма жизни Макса Вебера - [3]

Само это негодование Марианны и изображенное ею негодование высокоморального молодого ученого стало, возможно, запоздалой попыткой опровергнуть слухи о непотистских связях, обеспечивших начало веберовской карьеры. Возможно, слухи были небеспочвенными. Биограф Вебера Йоахим Радкау пишет: «Отцовские связи, возможно, сыграли свою роль на старте карьеры <…> Отношения отца с всесильным министериал-директором Альтхофом <…> также явно имели значение, если Вебер, не достигнув еще тридцати и не имея известности, авансом попал в число кандидатов на профессорские должности» (R, 109). Об отце Вебера у нас будет повод подробно поговорить ниже; пока достаточно заметить, что в берлинской и прусской иерархии Макс Вебер-старший стоял достаточно высоко, чтобы достойно говорить с Альтхофом. Сам Вебер в дальнейшем жестко критиковал систему Альтхофа и не всегда справедливо. Это можно считать своего рода психологическим «переносом», когда неизжитые враждебные отношения с отцом делали зависимость от него невыносимой, а поскольку моменты зависимости были связаны с Альтхофом, на Альтхофе и его системе вымещаются дурные эмоции. Хотя, конечно, в этой критике были содержательные моменты: речь шла о демократизации системы образования путем предоставления бо́льших прав факультетам. Но в целом приведенное выше описание Марианны нельзя считать совершенно искренним. А если оно искренне, то все еще неприятнее. Другой биограф Вебера Дирк Кеслер оценивает это так: уверенность Вебера в том, что он сумел избежать патерналистской хватки могущественного Альтхофа, говорит «либо о его огромном суверенитете, либо о его достойной быть отмеченной неблагодарности, либо о грандиозной переоценке им собственной значимости» (DK, 394). Скорее всего, задействованы были вместе все три психологических механизма самооправдания и самовозвеличения. Но, так или иначе, итогом берлинского этапа карьеры стало приглашение принять профессуру в университете Фрайбурга и переезд молодых супругов Макса и Марианны Вебер во Фрайбург осенью 1894 г.

Женитьба

Каждый, кто пишет о Вебере, не может не упомянуть о весьма необычных особенностях его брака. Прежде всего о практически полном отсутствии в этом союзе мужчины и женщины романтической составляющей. Любят цитировать письмо Макса Марианне, в котором он предлагает ей, как принято говорить, руку и сердце (хотя о сердце тут нужно еще подумать) и описывает, как они вдвоем будут идти по жизни. Марианна Вебер почти полностью воспроизводит это письмо в своих воспоминаниях (МВ, 158–161). Само письмо достойно внимательного прочтения, потому что оно объясняет очень многое как в духовной и душевной конституции самого Вебера, так и в его последующей биографии. Прочтя его, понимаешь, что признание в любви здесь начисто отсутствует. Молодой человек не говорит девушке, что не может жить без нее и вопреки всем возможным сложностям просит стать его женой. Вовсе наоборот: он решается просить ее стать его женой, если (и если это условие реализуется, то именно потому, что) в случае ее согласия они не причинят этим душевных травм третьим лицам. То есть это не романтический, не эротический и даже не материалистически расчетливый, а этический выбор. Но представим себе, как юная (впрочем, ей уже 23 года) Марианна, дрожа от волнения, открывает письмо.

Прочти это письмо, Марианна, когда ты будешь спокойна и способна владеть собой, ибо я скажу тебе то, услышать что ты, быть может, не готова. Ты думаешь, полагаю, что между нами все кончено, и я укажу тебе на тихую, прохладную гавань резиньяции, в которой я сам уже несколько лет пребывал. Но это не так. Прежде всего одно: если мы как-то друг друга понимаем, то мне не надо тебе говорить, что я никогда не посмею предложить мою руку девушке как свободный дар, – только в том случае, если я сам нахожусь под божественным принуждением полной безусловной отдачи, я могу и со своей стороны ее требовать и принять. Это чтобы ты в последующем не поняла бы меня неправильно…

Остается только гадать, почему Марианна должна думать, что между ним и ею все кончено. Возможно, виной тому предшествующая этому письму переписка и даже свидание Вебера с Эмми Баумгартен (об этом чуть позже), можно также предположить, что уже было какое-то объяснение, разочаровавшее девушку. Косвенный свет бросает упоминание о «гавани резиньяции», на которую мог бы указать ей Вебер. Резиньяция – это, скорее всего, отказ от чувственных радостей; об этом Марианна как раз пишет в воспоминаниях, показывая, как чужд Вебер этой стороне жизни. Она считает, что в этом проявляется материнское воспитание. В Страсбурге во время одногодичной военной службы у него, мол, были товарищи, «удовлетворяющие свою чувственность в безответственных и бессердечных формах». «Но мать… только святой чистотой своей сущности привнесла (в душу Макса. – Л.И.) нерушимые препятствия требованиям инстинкта. Ее сын противостоял примеру других: лучше терзаться демоническими искушениями духа, грубыми требованиями плоти, чем отдавать дань физической потребности» (МВ, 86). Замечу в скобках: странно читать об этом у Марианны, которая знает, что именно «демоны», искушающие дух, и «грубые требования плоти» в дальнейшей жизни чуть было не отняли у ее мужа способность полноценного человеческого существования (но об этом в третьей главе, которая называется «Страшная болезнь».) Ну и, наконец, почему он не может предложить свою руку девушке как «свободный дар»? Об этом судить достаточно легко: потому что этот дар не свободен, он отягощен рядом этических требований, в дальнейшем тексте письма его автор это детально разъясняет.