Драма, жанр - [3]

Шрифт
Интервал

6

Зато в иную эпоху, эпоху ревнивой государственной религии, безразлично, христианства или ислама, эпоху тотальной теологии, только и остается, что связывать комедию с деревней. Высокая комедия давным-давно приказала долго жить, городская культура тоже, зато, как припоминает Бахтин, ''карнавальная жизнь продолжалась три месяца в году''. Смех стал явлением народным, следовательно, прежде всего, деревенским. Кто первый назвал средневековую атмосферу оскоморошенной? И то: место трагедии было занято отчасти литургией, отчасти мистерией, а место комедии оставалось свободным и небезопасным. Неверно полагать ''смеховую культуру'' эпохи тотального христианства (ключевые слова: праздник, гротеск, карнавал) идентичной античной комедийной культуре. Средневековая Европа под разными предлогами устраивала смеховые оргии, по-просту, чтобы глотнуть свободы. Античная древность, не страдавшая от дефицита свободы, праздновала сатурналии, но смеяться ? до поры до времени ? предпочитала над Аристофаном, Менандром, Плавтом, Теренцием. Аристотель неспроста вперемежку рассуждает о жанрах высоком и низком ? в эпоху, когда Аристофана ставят наравне и вместе с Софоклом, недолго и перепутать. В средние века этой проблемы не существует, как не существует и театра. В средние века не смеются, а ржут. Стало быть, свой главный тезис, раблезианство Аристотеля, Эко просто выдумал, выдумал неверно, но удачно, подставив за автора подходящего героя, ибо только его, тезис и мог изобрести средневековый монах. Истинное аристотелево отношение к комедии, донельзя серьезное, в XIV веке никого, даже церковь, не испугало бы, ибо карнавал Аристотель не обсуждает, а осуждает, а до возобновления театра и дискуссии о нем остается еще лет двести. Отчего бы нам с вами не пойти за Стагиритом и не противопоставить по всей форме карнавал высокой комедии? В самом деле, в ''Никомаховой этике'' Аристотель пишет: ''Те, кто в смешном преступают меру, считаются шутами и грубыми людьми, ибо они добиваются смешного любой ценой и, скорее, стараются вызвать смех, чем сказать [нечто] изящное, не заставив страдать того, над кем насмехаются''. Или: ''Развлечения свободнорожденного отличаются от развлечений скота так же, как развлечения воспитанного и невежи. Разницу эту можно видеть на примере старых и новых комедий: в первых смешным было срамословие, а в последних ? скорее, намеки''. Однако наследникам Аквината аристотелевы взгляды на театр, да и на карнавал были неизвестны и непонятны ? отчего им в таком случае не быть опасными?

Сам Бахтин (в своем бессмертном труде) пишет: ?В фольклоре первобытных народов рядом с серьезными культами существовали и смеховые культы, высмеивавшие и срамословившие божество (''ритуальный смех''), рядом с серьезными мифами ? мифы смеховые и бранные, рядом с героями ? их пародийные двойники-дублеры... Но на ранних этапах, в условиях доклассового и догосударственного общественного строя, серьезный и смеховой аспекты божества, мира и человека были, по-видимому, одинаково священными, одинаково, так сказать, ''официальными''. Это сохраняется иногда в отношении отдельных обрядов и в более поздние периоды. Так, например, в Риме и на государственном этапе церемониал триумфа почти на равных включал в себя и прославление и осмеяние победителя, а похоронный чин ? и оплакивание (прославляющее) и осмеяние покойника. Но в условиях сложившегося классового и государственного строя полное равноправие двух аспектов становится невозможным и все смеховые формы... переходят на положение неофициального аспекта, подвергаются известному переосмыслению, осложнению, углублению и становятся основными формами выражения народного мироощущения, народной культуры. Таковы карнавального типа празднества античного мира, в особенности римские сатурналии, таковы и средневековые карнавалы. Они, конечно, уже очень далеки от ритуального смеха первобытной общины?.

Таким образом, в древности, то есть до образования ''сложившегося классового и государственного строя'' ? я бы добавил: устойчивой тотальной идеологии ? смех был частью ''высокой'', а не ''низкой'' культуры, принадлежал верхам ничуть не меньше, чем низам, и именно об этом ''аристократическом'' смехе ? отчасти просто смехе ''верхов'' над ''низами'' ? и теоретизировал Аристотель. Этот смех умер вместе с полисной античностью, постепенно вытесненный празднеством, карнавалом. При Аристотеле карнавал сосуществовал с Аристофаном, с ним не смешивался и был презираем ''верхами''. В Риме классическая драма пережила тяжкий кризис и смертельно заболела. Средним векам остался только карнавал ? ''смех низов''.

7

Дальше начинается черт знает что ? конструкция Эко засбоила. Там же Бахтин пишет: ?Вторым, после Гиппократа, источником философии смеха в эпоху Рабле была знаменитая формула Аристотеля: ''Из всех живых существ только человеку свойствен смех'' (''О душе'', кн. III, гл. 10)?. Видимо, это та самая ''самоцитата'', которой воспользовался Эко ? ее мы приводили выше. Однако Эко не зря связывает аристотелевы тексты со всякой чертовщиной ? они страшно подвели его и на сей раз. Дело в том, что этих ? или схожих ? слов в указанной главе трактата ''О душе'' нет. Нет их и в соседних главах, да и, вообще, во всем трактате. Хуже того, насколько я сумел проверить, в нем вообще не появляется слово ''смех''. О том же свидетельствует и предметный указатель. Зато именно в этом трактате Стагирит, как бы подшучивая над Эко, дает бесценное описание истинного преимущества человека перед остальными живыми существами: ?В других чувствах человек уступает многим животным, а что касается осязания, то он далеко превосходит их в тонкости этого чувства. Именно поэтому человек есть самое разумное из всех живых существ. Это видно также из того, что и в человеческом роде одаренность и неодаренность зависят от этого органа чувства и ни от какого другого. Действительно люди с плотным телом не одарены умом, люди же с мягким телом одарены умом (''О душе'', кн. II, гл. 9)?.


Еще от автора Александр Этерман
Реквием по Н В

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Роза ветров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смерть и деревянные человечки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Утомительно помнить, что солнце заходит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мандарин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Марафон

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Составленное в форме хрестоматии исследование периода Хэйан (794-1185), который по праву считается временем становления самобытной национальной культуры. Основано на переводах текстов, являющихся образцами, как деловой документации, так и изящной словесности. Снабжено богатым справочным аппаратом. Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей и культурой Японии. Под редакцией И.С. Смирнова Составление, введение, перевод с древнеяпонского и комментарии Максим Васильевич Грачёв.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


История Китая

В этой книге последовательно излагается история Китая с древнейших времен до наших дней. Автор рассказывает о правлении императорских династий, войнах, составлении летописей, возникновении иероглифов, общественном устройстве этой великой и загадочной страны. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Предания Синих камней

Синь-камень, Александрова гора и Плещеево озеро по меньшей мере со Средневековья окружены легендами и преданиями. Часть из них вполне объяснима. Славяне ещё с языческой поры по-особому воспринимали древнее население Восточной Европы. Легенды о «финских» колдунах до сих пор живы на Русском Севере. Культ камней вообще свойствен древней традиции населения Евразии, но, возможно, именно у финно-угорских народов он развился в полной мере, и именно у них наши славянские предки переняли особо трепетное отношение к приметным и необычным валунам.Как и почему почитали священные камни? Где сегодня в России их можно увидеть и какие с ними связаны поверья и легенды? Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

В работе исследуются теоретические и практические аспекты русской идеи и американской мечты как двух разновидностей социального идеала и социальной мифологии. Книга может быть интересна философам, экономистам, политологам и «тренерам успеха». Кроме того, она может вызвать определенный резонанс среди широкого круга российских читателей, которые в тяжелой борьбе за существование не потеряли способности размышлять о смысле большой Истории.