Драма в кукольном доме - [2]

Однажды, когда Александру пришлось несколько дней кряду провести в Аничковом дворце при особе императора, Амалия не выдержала и в присутствии свекрови высказала все, что накопилось у нее на душе. Полина Сергеевна выслушала невестку, объявила, что вполне ее понимает, но вряд ли их желание почаще видеть Александра способно что-то изменить в существующем порядке вещей. Может быть, Амалии стоит отвлечься, съездить куда-нибудь – да хотя бы к родственникам самой Полины Сергеевны, которые давно мечтают зазвать ее невестку к себе в гости.

– Его зовут Георгий Алексеевич Киреев, а его жену – Наталья Дмитриевна. Помните, я представляла их вам в день свадьбы? У них имение недалеко от станции Сиверской…

Но Амалия тогда решительно – окончательно и бесповоротно – отказалась ехать к малознакомым людям, да еще на станцию Сиверскую, до которой из Петербурга добираться больше часа.

… И вот теперь она стоит одна-одинешенька на перроне, в глубине души досадуя на собственную решительность, которая – как это нередко случается в жизни – обернулась уступчивостью и вылилась в поездку в никуда и неведомо зачем.

«Пожалуй, лучше всего будет узнать расписание и… Да, и взять обратный билет».

Она повернулась и едва не столкнулась с молодым человеком, который только что взбежал по лесенке, ведущей на перрон.

– Простите, сударыня, ради бога, – сбивчиво заговорил он, – вы – баронесса Корф? Амалия Корф?

Прежде чем ответить, Амалия поглядела на него внимательнее. Она смутно припомнила, что на ее свадьбу супруги Киреевы прибыли с двумя сыновьями, один из которых учился в университете, а другой посещал гимназию; но лицо стоящего перед ней молодого человека было ей незнакомо. Лет двадцати с небольшим, русая прядь волос свисает из-под фуражки на бровь, глаза светлые, беспокойные, нос вздернутый, и на нем редкие веснушки. «Нет, не студент, – почему-то сразу же решила Амалия, – не студент». Одет незнакомец был скромно, и, на взгляд его собеседницы, скромность эта слишком близко подступала к бедности.

– Да, я Амалия Корф, – ответила она на вопрос молодого человека. – А…

Амалия собиралась уточнить, с кем, собственно, она имеет дело, но тут незнакомец завертел головой и с озадаченным видом спросил:

– Прошу прощения, сударыня, но где же ваш багаж? И прислуга?

– Зачем мне багаж, если я приехала всего на несколько часов, – пожала плечами Амалия.

– На несколько часов? – с изумлением переспросил безымянный собеседник. – Но Наталья Дмитриевна сказала мне…

– Что она вам сказала?

– Я так понял ее, что вы приехали погостить на несколько дней, – выпалил странный незнакомец. – Для вас уже приготовили комнаты в княжеском флигеле. И Георгий Алексеевич тоже говорил, что вы останетесь…

На языке у Амалии вертелось множество вопросов, но она пересилила себя и решила начать с главного.

– Простите, милостивый государь, – заговорила молодая женщина, тщательно подбирая слова и сопровождая их как можно более нейтральной интонацией, – но, может быть, вы все-таки представитесь? Потому что я не могу отделаться от впечатления, что вижу вас в первый раз.

– А я не представился? Боже мой! – охнул незнакомец. Он сдернул с головы фуражку и поспешно поклонился: – Митрохин Иван Николаевич, учитель школы для глухонемых. И внештатный сотрудник «Вестника Европы», – прибавил он с гордостью.

Амалия прекрасно знала, что «Вестник Европы» – толстый журнал, считавшийся одним из самых сильных в литературном отношении и уважаемых изданий; но, скользнув взглядом по потрепанной шинели Митрохина и его заштопанным перчаткам, она невольно пришла к выводу, что уважаемый и денежный журнал не слишком-то балует своих сотрудников, особенно внештатных.

– Школа для глухонемых – вы имеете в виду училище, которое находится на Гороховой? – спросила она вслух.

– Совершенно верно, госпожа баронесса. Представляться «учитель училища»… ну, не знаю, мне режет слух как-то… Но, конечно, правильней говорить «училище».

Впрочем, сейчас Амалию больше волновал вопрос, почему именно Митрохина послали встречать ее и какое отношение он имеет к семейству Киреевых.

– Вы – родственник Натальи Дмитриевны? – спросила она наугад.

Иван Николаевич озадаченно заморгал, словно вопрос поставил его в тупик.

– Нет, я, собственно… В сущности, это имеет отношение к моей работе для журнала… Я ждал приезда князя, но он задержался за границей… Можно сказать, мы с Георгием Алексеевичем подружились… и с его супругой тоже…

– А князь… – начала Амалия.

– Князь Петр Александрович Барятинский, вы, наверное, слышали о нем. Он был другом Пушкина.

И, не давая своей собеседнице опомниться, Митрохин быстро прибавил:

– Князь – дядя Георгия Алексеевича.

Итак, все мало-помалу начало проясняться. В одном доме с Киреевыми жил их дядя, друг Пушкина, к которому у Митрохина было какое-то дело. Впрочем, с точки зрения Амалии, это вовсе не проясняло вопроса, почему именно учителя послали ее встречать.

– Но что же мы тут стоим, – вдруг спохватился Митрохин, – кучер же ждет… Прошу, госпожа баронесса!

…Амалия ожидала увидеть какой-нибудь почтенный тарантас, помнящий еще времена императора Николая Павловича, а то и его бабушки, но оказалось, что за ней прислали новехонькую коляску на рессорах. Мнение баронессы о семействе Киреевых сразу же улучшилось – даже несмотря на то, что оно пользовалось услугами маленького и, видимо, подневольного человека. От Амалии не укрылось, что по дороге Митрохин говорил слишком много и невпопад, что характерно для неуверенных в себе людей.