Дракула - [116]

Цыгане, поняв, что находятся под прицелом, сдались на милость лорда Годалминга и доктора Сьюарда. Солнце почти касалось горных вершин, и длинные тени ложились на снег. Я увидела, что граф вывалился из ящика. Он был мертвенно бледен, лицо его казалось вылепленным из воска, красные глаза ужасали мстительным взглядом. О! слишком хорошо знала этот взгляд.

Тем временем граф увидел заходящее солнце, и выражение ненависти сменилось триумфом.

Но в тот же миг Джонатан взмахнул своим огромным ножом. Я содрогнулась при виде того, как лезвие прошло сквозь горло, а охотничий нож мистера Морриса вонзился прямо в сердце.

В это невозможно было поверить, но буквально на наших глазах, в какое-то мгновение, тело графа обратилось в прах и исчезло.

Я была бы счастлива, если бы могла утверждать, но в последнее мгновение перед тем как исчезнуть, на лице графа было такое неземное выражение мира и покоя, какого я никогда не смогла бы представить. Замок Дракулы стоял на фоне пламенеющего неба, и в последних лучах солнца был заметен каждый выбитый камень на его зубчатых стенах.

Цыгане, увидев, что мы явились причиной невероятного исчезновения тела графа, повернулись и бросились врассыпную. Те, у кого не было лошадей, цеплялись за борта телеги, умоляя возницу не оставлять их. Волки отбежали на безопасное расстояние и медленно кружили у леса.

Мистер Моррис рухнул на землю и, опершись на локоть, крепко прижал руку к боку; кровь все еще струилась сквозь пальцы. Святой круг больше не удерживал меня. Я и оба доктора подбежали к мистеру Моррису. Джонатан встал возле него на колени, и раненый положил голову ему на плечо. Потом слабо вздохнул и с трудом взял мою руку в свою. Он, должно быть, увидел, какая мука переполняет мое сердце, потому что улыбнулся и сказал:

— Какое счастье, что кто-то о тебе заботится… О Боже! — воскликнул он вдруг, приподнявшись и указывая на меня, — вы только взгляните!

Солнце будто лежало на горе, и огненные всполохи окрасили мое лицо в розовый цвет. Как по мановению руки мужчины бросились на колени, и возвышенное «Амен» вырвалось из их уст. А умирающий проговорил:

— Боже, благодарю Тебя за то, что труды наши не были напрасны! Посмотрите! Ее лоб чище и белее снега — заклятие снято.

И, под наше горькое рыдание, в спокойствии и с улыбкой, он отошел — благороднейший человек.

Заметка

Семь лет прошло с тех пор, как окончились наши злоключения, и теперь мы вознаграждены счастьем за прошлую боль. Еще более радостно для Мины и меня, что наш мальчик родился того же числа, когда умер Квинси Моррис. Я знаю, моя жена надеется, что к сыну перейдет частица возвышенной и мужественной души этого человека. Назвали мы его Квинси.

Этим летом мы отправились в Трансильванию и побывали в тех местах. Было почти невозможно поверить в то, что все происшедшее тогда с нами — правда. Мы постарались вычеркнуть эти воспоминания из памяти. Замок все еще стоит, возвышаясь над запустением.

Когда мы вернулись, то стали вспоминать былые времена, которые сейчас уже не вызывают ужаса. Я достал бумаги из сейфа, где они лежали с тех самых пор. И как же мы были поражены, когда увидели, что из всей груды отпечатанных на машинке страниц лишь мои позднейшие дневники, записные книжки Мины и Сьюарда и меморандум Ван Хелзинка являются действительно документальным подтверждением всего пережитого нами. Мы с трудом могли поверить в то, что это единственные факты безумной истории. Ван Хелзинк подвел итог, усадив нашего сына к себе на колени:

— Нам не нужны доказательства! Мы никого не просим верить нам! В один из дней этот мальчик откроет, какая бесстрашная у него мать. Пока что он знает только ее заботу и ласку, но позже поймет, почему несколько мужчин любят ее больше жизни.

Джонатан Харкер.