Дракула, любовь моя - [65]

— Боже праведный, — наконец сказала я тихим сломленным голосом. — Если бы я уже не знала о злоключениях Джонатана в Трансильвании, то никогда не поверила бы в нагромождение ужасов, о котором только что услышала.

— Я был там и все же верю с трудом, — мрачно откликнулся он.

— Во всем этом есть лишь один лучик света. Наша милая Люси наконец обрела покой.

— Да.

Внезапно я кое-что поняла.

— Если не ошибаюсь, доктор, тот последний кошмарный эпизод, когда вы… убили вампиршу на кладбище, произошел совсем недавно. Собственно говоря, не далее как сегодня днем, незадолго до моего приезда, верно?

— Совершенно верно, миссис Харкер. Я как раз отвез доктора Ван Хельсинга в гостиницу, чтобы тот собрал вещи для поездки в Амстердам, когда он получил вашу телеграмму. Я закончил диктовать последнюю часть сегодня днем, когда вы ушли на прогулку.

— Ах! Бедняжка! Неудивительно, что вы казались таким расстроенным сегодня на вокзале! Подумать только, после всего, что вам пришлось пережить, вы были вынуждены встречать меня… Ради бога, простите.

— Не извиняйтесь. Я рад, что вы приехали, мадам. Пока вы слушали мой рассказ, я читал поразительный дневник вашего мужа. По правде говоря, отдельные части я успел прочесть дважды. Они проливают свет на многое. Мистер Харкер необычайно умный и отважный человек.

— Вы правы.

— Взобраться по стене замка и повторно спуститься в подземелье — подвиг беспримерного мужества. Теперь я понимаю, почему профессор столь охотно пригласил вас присоединиться к нашим поискам.

— Полагаю, в одном отношении я могу оказаться полезной прямо сейчас, доктор.

— В каком именно?

— Вы сказали, что не знаете, как выбрать определенную часть вашего фонографического дневника, если вам захочется обратиться к какому-то конкретному делу. Ваши подробные наблюдения, полагаю, окажутся для нас бесценным подспорьем. Вы позволите перепечатать их на пишущей машинке, как я сделала с дневниками? Тогда мы будем готовы к завтрашнему возвращению доктора Ван Хельсинга.

— Прекрасная мысль, миссис Харкер, но уже далеко за полночь. Вы, наверное, устали. Давайте вернемся к этому утром.

— После всего, что только что услышала, я не сомкну глаз до рассвета. Прошу вас, доктор! Я буду счастлива найти себе занятие.

Доктор Сьюард капитулировал. Я принесла пишущую машинку и поставила на маленький столик рядом с фонографом. Доктор настроил инструмент на медленную скорость воспроизведения, и я начала печатать, используя копировальную бумагу, чтобы получить три экземпляра. Доктор Сьюард обошел пациентов, пока я работала. Затем он вернулся, сел рядом с книгой, чтобы составить мне компанию, и в конце концов уснул в кресле. Я печатала всю ночь и закончила только с рассветом. Аккуратно сложив машинописные страницы на столе доктора Сьюарда, я тихонько проскользнула наверх и упала в кровать, чтобы предаться столь необходимому отдыху.

Мне приснились три сна.

В первом я увидела Люси, облаченную в саван и бесцельно бродящую по пустоши. Она наткнулась на маленького ребенка и схватила его. Ее глаза пылали, как горящие угольки, когда вампирша оскалила клыки и сомкнула их на горле крохи. Видение было таким достоверным и пугающим, что мне не сразу удалось повторно заснуть.

Второй сон был намного приятнее, по правде говоря, он оказался просто чудесным. Я сидела в кресле-качалке в своем доме в Эксетере, держала у груди малыша, баюкала крошечное пухлое тельце, целовала мягкую теплую головку, вдыхала сладкий младенческий запах, расчесывала темные локоны. Это был мой собственный ребенок, первый настоящий кровный родственник в моей жизни, существо, которое одновременно было частью меня и Джонатана. Мое сердце переполняла любовь, целое море, гораздо больше, чем я ожидала в себе найти. Я знала, что сделаю что угодно, лишь бы защитить этого ребенка. Я проснулась, сияя от счастья, и подумала, что это безумие обязательно закончится, злодей Дракула умрет. Тогда все мы сможем вернуться к нормальной жизни, и у меня появится этот ребенок. Даже не один, а много детей, которых я смогу держать, баюкать, петь им колыбельные, читать сказки, играть с ними, растить счастливыми и здоровыми. Я вновь задремала в блаженной дымке.

Третий сон был о мистере Вагнере. Я вернулась в павильон в Уитби, и мы кружились в зале. Я парила на крыльях танца в его волнующих объятиях. Музыка взвилась крещендо, когда мы в вихре вальса очутились на террасе, где он притянул меня ближе, с глубочайшей любовью заглядывая в глаза, затем поцеловал, долго, искренне, волшебно.

Я проснулась в краске и поту. Мое сердце колотилось так громко, что я опасалась, как бы оно не выскочило из груди. Ах! Ну почему мне приснился он? Как вероломно подсознание! Я верила, что подобные сны и видения ничуть не меньшее предательство супружеских обетов, чем любое физическое действие. Все же несколько постыдных минут я лежала в темноте, наслаждаясь воображаемым воспоминанием о его объятии и прикосновении губ. Затем я мысленно встряхнулась и сурово упрекнула себя: «Мина Харкер, ты должна перестать о нем думать».

Я села и сбросила покрывала. Шторы были раздернуты. Солнечный свет струился в комнату, на часах было четверть первого. Я вздрогнула при виде багажа Джонатана у двери. Он здесь — возвратился из Уитби!