Дракула Энди Уорхола - [14]

Он отпустил ее руку. На стойке перед ним возвышался огромный стакан кровяного концентрата. Судя по количеству его эфемерных отпрысков, юноше не помешает пополнить свой запас крови.

Какой-то чудак взлетел над танцполом, неуклюже махая своими недолговечными кожистыми крылышками. Остервенело лупя ими, он сумел подняться на пару футов. Потом сорвался и рухнул в толпу, пронзительно вопя и обливаясь кровью.

Джонни улыбнулся и поднял стакан за здравие Пенни. Надо будет ей на досуге обдумать это нововведение.

– Мой приятель Энди хотел бы поболтать с тобой, Джонни.

Стив в восторге шлепнул Джонни по руке.

– Энди Уогхол – это фегзь сгеди нью-йогкских вампигов, – объявил он. – Добго пожаловать, дгужище!

На Джонни это не произвело большого впечатления – или же он изо всех сил старался не показать виду, что произвело. Он лишь вежливо ответил:

– Мисс Черчвард, я хотел бы поболтать с вашим приятелем мистером Уорхолом.

Итак, это пепельнолицее существо правит весь нью-йоркский шабаш. Джонни уже видел Энди Уорхола – и здесь, и в клубе «Mudd» – и знал, кто он такой: человек, рисующий суповые банки и снимающий похабные фильмы. Он и не подозревал, что Уорхол – вампир, но теперь, когда ему сказали, это казалось очевидным. Кем же еще мог он быть?

Уорхол был не из старших, но Джонни не понимал, что это за фрукт: подобных ему он прежде не видел. Придется соблюдать осторожность, оказывая местному хозяину должное почтение. Не стоит делать своими врагами тех немногих вампиров, что живут в этом городе; по крайней мере не сейчас. Женщина Уорхола – супруга? любовница? рабыня? – тоже явно непроста. Она балансировала на грани враждебности, излучая колкую подозрительность, но Джонни знал, чем можно зацепить таких, как она. Рожденная, чтобы идти по чужим следам, она затрусит за ним так же преданно, как нынче следует за своим хозяином-художником. Он уже встречал подобных ей: выброшенные бурными волнами вон из своего времени, они пытались скорее нащупать тропинку в этом мире, нежели перестроить его в соответствии с собственными потребностями. Эту даму не стоило недооценивать.

– Эй, – сказал Уорхол, – приходи к нам на «Фабрику». Для тебя найдется работенка.

Джонни в этом не сомневался.

По знаку Стива появился фотограф. Джонни заметил, что Пенелопа тихонько выскользнула из кадра еще до того, как вспышка успела потухнуть. Энди, Стив и Джонни оказались зажаты в ярко освещенном углу. Стив скалил свои новообретенные зубы.

– Скажи-ка, Джонни, – поинтересовался Стив, – мы ведь будем на снимке? Я хочу сказать, у меня еще осталось отгажение?

Джонни пожал плечами. Он понятия не имел, повлияет ли драк, принятый Стивом, на его отражение. В случае с Нэнси он тоже этого не знал.

– Дождись проявки и посмотри, что получится, – посоветовал Джонни.

– Чему быть, того не миновать.

Не стоит слишком серьезно задумываться над тем, что говорят американцы.

– Эй, – восторженно воскликнул Энди, – это просто су-у-упер, отличная идея!

Джонни предстояло не один месяц править этим городом.

С 1964 по 1968 год Энди забросил живопись – если трафаретная печать может считаться таковой – ради кинематографа. Многие полагают, что такие работы, как «Диван» («Couch», 1964) или «Тринадцать самых красивых мальчиков» («The Thirteen Most Beautiful Boys», 1965), – не более чем движущиеся портреты; разумеется, гораздо больше людей восприняли их как отголосок «Exploding Plastic Inevitable»[8]которое они с благоговением выстрадали на показе Ассоциации. «Киношки», а не фильмы, они были предназначены для показа аудитории, занятой танцами, беготней или затыкающей свои вянущие уши, – словом, не готовой воспринимать голливудские сюжеты.

К этому времени «вампирские киношки Энди» перестали уже считаться эстетской шуткой – восемь часов созерцать Эмпайр стейт билдинг!!! – и были приняты всерьез настоящими режиссерами-авангардистами, такими как Стен Брэкхейдж (Sten Brakhage) (считавший, что идея замедленного показа не лишена гениальности). В помещении Ассоциации кинематографистов регулярно устраивались «Фестивали Уорхола»; при этом намекалось, что фильмы, как бы это выразиться, «грязноватые», что, разумеется, привлекало целые толпы. Вероятно, даже самые отчаянные нью-йоркские зрители не видели ничего более близкого к вампиризму, чем фильм «Сосание», – несмотря на то что картина была немой, черно-белой и слегка не в фокусе. Изабель Дюфресн (Isabelle Dufresne), в будущем «супервамп» по кличке Ультра Вайолет (Ultra Violet), видела «Сосание» на «Фабрике», где фильм проецировался на большую простыню, – и тут же оценила прием незавершенности, когда самая суть вещей остается за кадром. В книге «Пятнадцатиминутная смерть: Моя жизнь с Энди Уорхолом» («Dead for Fifteen Minutes: My Years With Andy Warhol», 1988) Ультра Вайолет пишет: «Хотя ваш взгляд постоянно устремлен на лицо молодого человека, которому делают минет, внимание ваше постоянно устремлено к пустому месту на простыне под экраном. Вы подвергаетесь одновременно визуальному насилию и оскорблению. Это выводит из себя: хочется встать, схватить камеру и направить ее вниз, чтобы заснять само действие. Но этого вы сделать не можете и оттого испытываете раздражение».