Драконья кровь - [14]

– Доброй ночи, Ваша Милость, – отозвалась девушка, также выходя из-за стола. – Доброй ночи, сэр Роланд.

– Доброй ночи, миледи, – со всей возможной учтивостью поклонился Александре капитан, однако ей показалось, что глаза рыцаря смотрят на нее из-под густых седых бровей холодно и жестко.

Воспоминание об этом ледяном взгляде неотступно преследовало девушку на протяжении всего пути до покоев.

5

Эдуард

После первого налета почти никто ничего не понял. В поселке говорили, что в полях по ту сторону Малой Асатки, местной речушки, в это время года почти полностью пересохшей, разбился рыцарский патруль, на месте катастрофы возник пожар и хлеба сгорели на корню, но прибывшие из замка представители барона якобы уже обещали компенсировать пострадавшим фермерам все понесенные убытки. Утверждения Эда о том, что рыцари были не местными, встречали в лучшем случае скептическую улыбку. Ну, сами посудите: откуда здесь взяться рыцарям, окромя орбитального баронского замка? Правильно: неоткуда. Вот и нечего болтать попусту!

После повторной атаки, пришедшейся на северные поля, кое-кто уже все-таки заподозрил неладное, но и то всерьез не встревожился. Наоборот, многие посчитали случившееся редкой удачей: закупочные цены на зерно в факториях Торговой Гильдии не по сезону пошли вверх, суля хлеборобам нежданную дополнительную прибыль. Тот же Ричард Скотт получил за остатки урожая на добрую тысячу больше, чем рассчитывал, и если на что и досадовал, то лишь на то, что поторопился с жатвой и сдал скупщикам большую часть собранного еще по старым, докризисным расценкам.

А вот после третьего рейда, в ходе которого появились первые подтвержденные человеческие жертвы, началась паника. Большинство залетных купцов позакрывали фактории и спешно засобирались домой. У немногих оставшихся цены тут же рухнули ниже уровня себестоимости. Фермеры севера, где традиционно жатва начиналась позже, в массе своей не имевшие собственных элеваторов, оказались на грани разорения. И если тем, чьи поля были уничтожены во время набегов, еще была обещана какая-то компенсация из казны барона, «счастливчикам», чей урожай уцелел, надеяться было не на что. Дошло до того, что, по слухам, три или четыре семьи сами спалили собственные поля, рассчитывая свалить вину на разбойников и получить вожделенные баронские выплаты. Большинство аферистов были легко разоблачены, и мало того, что остались и без зерна, и без денег, да еще и угодили за обман в тюрьму, но молва утверждала, что как минимум одному ушлому фермеру-северянину афера таки сошла с рук. Пересказывая эту новость Эду, дядя Ричард ничуть не осуждал мошенника, наоборот, хвалил за находчивость и изворотливость. Правда, через пару дней сорока принесла на хвосте, что ушлый хлебороб был наполовину питтом, и Скотт резко изменил свое мнение о нем на противоположное.

Что до друзей и знакомых Эда, то почти никто из них пока серьезно не пострадал. Его собственная семья, как уже было сказано, пусть даже немного, но выиграла на кратковременном росте цен, хозяйства Витька и Яны остались более-менее при своих, успев что-то продать подороже, но остатки сдавая уже почти за бесценок. Разве что ферма Руслана, затянувшая с уборкой, несла большие убытки, но они бы у них так и так возникли из-за начавшихся дождей.

Ну да самое главное, конечно, что все были живы и здоровы.

Тем временем война войной, а пришла пора распахивать поля под озимые. Эд, правда, предлагал дяде погодить, поглядеть, как будут развиваться события, но Ричард Скотт считал, что терять время не стоит. Налеты не могут продолжаться вечно – они же тоже какую-то цель преследуют. Рано или поздно цель эта окажется достигнута, либо, как всегда бывает, нарты между собой обо всем полюбовно договорятся, и жизнь вернется в обычное, мирное русло. И надо встретить этот момент в полной готовности, то есть с хлебом в колосе, а не с заросшими бурьяном полями.

Налеты между тем действительно не то что бы сделались менее интенсивными – просто переместились куда-то в другие районы планеты. Теперь от них, говорят, в основном страда ли рудокопы востока, фермеры же, принявшие на себя первый удар разбойников, могли немного перевести дух – и взяться за привычную работу.

Целый день у Эда с дядей ушел на то, чтобы снять с комбайна жатку и навесить на него плуг. Провозились до позднего вечера, так что – редкий случай! – у юноши даже не осталось сил на любимый игровой шлем. Но зато у же на рассвете переоснащенный комбайн вырулил со двора, лихо подкатил к краю поля и жадно вгрызся клыками стальных лемехов в его черно-желтую плоть.

В отличие от жатвы, к которой Эд относился скорее позитивно: приятно, что ни говори, наблюдать конечный результат своих многомесячных усилий, – пахоту он не любил совершенно, полагая занятием невыносимо скучным, а потому, наверное, и уставал на ней гораздо быстрее. Вот и сегодня, сделав всего несколько проходов поперек поля, он уже чувствовал себя совершенно вымотанным. В конце концов, в очередной раз поравнявшись с Пизанской колонной, несмотря на то что было еще далеко до полудня, он не выдержал, заглушил двигатель комбайна и решительно потянул из-под сиденья сумку с обедом.