Драконы Вавилона - [19]

— Да, — затараторил Вилл. — Да, наказывай меня сколько хочешь. Оскорбляй меня и унижай, я мечтаю об этом.

— Ну, как ты хочешь, — (люк в драконьем боку с шипением открылся), — так оно и будет.

Вилл неуверенно шагнул вперед, шагнул еще раз и, спотыкаясь, не глядя под ноги, побежал к открытому люку. Когда его левая рука плотно сомкнулась на перильцах короткого, в четыре ступеньки, трапа, по всему его телу прокатилась волна безумного облегчения, и на какой-то миг он подумал, не вернулся ли к дракону слишком уж рано.

Но затем он отпустил трап и сделал шаг в сторону, так что оказался перед черной безликой стеной драконьего бока. Сунув руку в левый карман, он достал округлый черный камень — именной камень покойного сержанта Бомбаста. Маленький кроваво-красный напарник этого камня уже лежал у него во рту. На первом так и осталась присохшая могильная земля, а у второго был какой-то странный вкус; но это все были мелочи. Вилл дотронулся черным камнем до стального покатого бока, и тут же тайное имя дракона само, безо всяких усилий скользнуло ему в голову.

Едва ли не в тот же самый момент он выхватил из правого кармана чертов ножик и с размаху полоснул им по стальной броне, оставив на ржавчине длинную блестящую царапину.

— Что ты там делаешь? — всполошился дракон. — Прекрати, прекрати сейчас же! Люк открыт, кресло тебя заждалось! — Его крики раскатывались по площади, эхом прыгая между домами, за плотно закрытыми ставнями которых притаились, конечно же, селяне, притаились и молча слушали. Затем драконий голос попритих, в его жестяном, как из плохого телефона звучании появились молящие нотки. — Мои иглы тоскуют по твоим запястьям, о мой единственный. Как и я сам истосковался по…

— Ваалфазар из рода Ваалмолоха, что из рода Ваалшабата! — крикнул во все горло Вилл. — Я велю тебе: умри!

И так оно и случилось. Буквально через мгновение, без всяких криков и шума повелевавший селянами дракон умер, скончался, сдох. Вся его мощь и вся его злобность превратились в бездушную груду металла, который предстояло теперь разрезать на куски, отвезти в город и продать в полукустарные плавильни, снабжавшие своих более солидных сестер стальными чушками, из которых ковалось новое оружие для продолжения все той же войны.

Чтобы выразить свое презрение к мертвому дракону, Вилл ударил его ногою в бок. Затем набрал в рот побольше слюны, яростно плюнул и стал смотреть, как слюна неспешно стекает по черному гладкому металлу. В заключение он расстегнул штаны и помочился на недавнего угнетателя, тем окончательно доказав себе, что тиран действительно умер, умер бесповоротно.

Яблочная Бесси — теперь уже не Старая Ведьма — стояла тут же, за его спиной, тихая и потерянная. Без слез и слов она оплакивала свое бесплодное чрево и невидящие глаза. Вилл взял Бесси за руку и повел ее к ее хижине. Он открыл перед нею дверь. Он посадил ее на кровать.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он. — Воды? Поесть?

— Нет, — качнула головою Бесси. — Ты просто уйди. Дай мне оплакать нашу победу в одиночестве.

И Вилл ушел, неслышно прикрыв за собою дверь. Кроме как домой, идти ему было некуда. Только он не сразу вспомнил — куда это.

Домик Слепой Энны стоял в конце кургузого переулка, сплошь заросшего жимолостью, чей тяжелый сладковатый запах густо висел в ночном воздухе. Когда подошел Вилл, Энна стояла на четвереньках и отскребала сверкающее чистотою крыльцо от воображаемой грязи.

— Тетушка! — крикнул Вилл. — Это я, я вернулся!

Не выпуская ведерка из рук, старушка вскочила на ноги.

Оглушенная неожиданностью, она поводила головой из стороны в сторону, словно пытаясь обнаружить племянника по запаху. В лунном неверном свете ее невидящие глаза казались черными кляксами, а старческий сморщенный рот — разверстой в полном отчаяньи ямой. Простояв так несколько секунд, она вдруг выплеснула воду из ведерка прямо перед собой, словно отгоняя омерзительную собаку-стервятницу.

Вилла меньше бы, пожалуй, удивило, отрасти она вдруг крылья и упорхни прочь.

— Да что это ты, тетя? — спросил он неуверенно. — Да никак ты меня забыла? Я же Вилл, твой племянник.

— Уж тебя-то я как-нибудь помню! — воскликнула старая ведьма. — И тебя, и все твои дела, и позор, принесенный тобою нашей семье. Это ж надо такое придумать — якшаться с драконами! А потом и распинать своих друзей! Ну какой же ты гнусный, паршивый, упрямый мальчишка! И не мальчишка ты даже, а мерзкая маленькая говешка! Жуткое, нечестивое дьяволово отродье! Будь ты прикован у адских врат, дабы вечно служить цепным псом Эрешкигала, даже и тогда всех твоих мучений не достало бы, чтобы искупить твою вину!

Раскинув, чтобы обнять ее, руки, Вилл неуверенно шагнул вперед. Однако Слепая Энна, услышав шорох его шагов, выпустила ведерко и опрометью бросилась в дом. И только теперь Вилл осознал, что она действительно его боится.

— Уходи! — крикнула она и попыталась захлопнуть дверь.

Но Вилл успел вовремя подставить ногу, да и сил у него было побольше. Невзирая на тетино сопротивление, он вошел в дом.

Все здесь было на удивление знакомым и уютным. Просторная комната, где провел он так много дней и ночей, была мягко освещена парящими в воздухе огоньками. От каждой вроде бы пустяшной подробности у него щемило сердце. Вот в нише над каменным, дочерна закопченным камином его кровать с соломенным матрасом, а в головах у нее отставший камень, за которым он в детстве — то есть какие-то месяцы назад — прятал волшебные камни, цветные стеклышки и прочую подобную чепуху. Вот чайник в виде петуха, который из-за ошибки в заклинании не умел ни кукарекать, ни даже свистеть. Вот благочестивая гравюра, на которой двое из Семерых сдирают с дриады заживо кожу. Вот большая плетеная корзинка, многажды бывшая для него то кораблем, то птицей Рух, то пещерой, и маленькая корзинка, в равной степени бывавшая для него то шлемом, то котлом для колдовского варева, то бочонком с драгоценностями. Жарко сверкают медные кухонные котелки, каждый висит на своем, только ему назначенном крючке. За стропилами сохнут пучки тимьяна, орегано и розмарина. Ко всем оконным рамам и косяку двери приколоты булавками бабочки.