Драконий Катарсис. Изъятый - [157]
На вид хозяину совсем мало лет, только-только вошел во взрослую жизнь. Но иногда в глазах мелькает что-то такое, отчего хочется склонить перед ним голову в знак признания старшинства. Когда в столице моего народа я узнала, что буду вынуждена последовать за моркотом в эльфийский лес, а потом и дальше, захотелось взвыть, все бросить и уползти в самые глухие барханы родной пустыни. Но воля императора священна. Тем более что я сама выбрала свою судьбу. За дни скитаний сначала по пустыне, затем по степи я узнала характер своего нового Повелителя и смогла оценить его друзей. Легкий на подъем, смешливый, болезненно справедливый и утонченно прекрасный моркот в итоге покорил если не мое сердце, то уж душу точно. Вертлявые мохнатые уши моркота постоянно заставляли хихикать, а уж пушистый хвост так и просился в руки, приглашая погладить и погрузить пальцы во влажную от дождя шерсть. Никогда раньше не задавалась вопросом, почему шерсть обитателей Лесного Моря пахнет свежей листвой и ветром, а не всякими неприятными флюидами, как у обычных зверей. Теперь же и подавно решила не забивать голову глупостями.
Даже я, едва ли не самая мелкая среди известных мне нагов, казалась себе большой рядом с Террором, отчего постоянно хотелось позаботиться о Повелителе и обогреть его. Но императорская рабыня не имеет права навязывать свои чувства хозяину, так что всю дорогу до встречи с ограми я усиленно делала вид, что являю собой образец послушания и здравомыслия. Однако к той памятной ночи, когда в небе сверкнула странная точка, я перестала себе врать. Повелитель завладел и моим сердцем. Разговор про влюбленных и звезды раскрыл мне глаза на собственные переживания. Стали понятны и томление при взгляде на хозяина, и постоянное желание прикасаться к нему, и обмирание при звуках его голоса. Да только признаться ему в своих чувствах я не смела. Кто я, а кто он? Рабыня и принц… Такое только в сказках бывает. Но, думая так, я ошиблась.
При воспоминании о событиях в стойбище огров я похолодела. В тот день одна только мысль о том, что Повелитель может умереть, парализовала хвост. Когда меня допрашивали в шатре вождя, память отключилась. Следующее, что запомнилось, — стрелы, впивающиеся в тело Террора. И его ледяной голодный взгляд, от которого, казалось, кожа лохмотьями поползла с плоти. Еще там была боль, замешанная на гордости и упрямстве. Я плакала, ощущая боль от каждой раны хозяина. И гордилась Повелителем, который так и не издал ни звука во время расстрела. А потом была темнота, из которой я выбралась, только когда все уже было кончено.
Вспоминая тот ужас, я забралась поглубже под мохнатое одеяло и прижалась к Террору. Моркот что-то буркнул во сне и благополучно залез на меня, не открывая глаз. Наше тепло так сладко убаюкивало Повелителя… Стараясь даже пореже дышать, я продолжала вспоминать. Огненный кошмар, похитивший хозяина прямо из пиршественного зала эльфов, не забудется никогда. Мысли скакнули к тому дереву, на котором я в тот день решила понежиться, скрывшись от всех в момент особенно острого приступа своих чувств к Террору, не выдавать которые было все тяжелее и тяжелее с каждым днем. Обвив хвостом толстую ветку, я привалилась спиной к шершавому стволу и предалась мрачным мыслям. Помню, тогда вновь нахлынули переживания о моем рабстве и безысходности положения. Кто я, а кто он?! До боли в груди хотелось касаться этого моркота. Тянуло к Террору так сильно, словно без него и жизни не будет. Тяжко было сознавать, что нам никогда не прикоснуться друг к другу на равных. Условия моего рабства предполагали оказание и постельных утех, но только по приказу хозяина. К чести моркота, он пока еще не воспользовался привилегией. Словно ему даже в голову не приходило приказать мне разделить с ним ложе. Но в моменты близости, как в ту ночь у костра, когда он прижимал меня к себе, накатывало что-то теплое, мягкое и тянущее в груди. Я отдавала себе отчет, что если он все-таки прикажет — лягу без единого слова протеста. Так хотелось ощутить моркота одним целым с собой. То, что я полукровка, как раз и позволяло мне быть постельной служанкой. В отличие от многих других нагайн, которые не могут менять форму, я в любой момент способна стать двуногой со всеми причитающимися особенностями. В тот день я предавалась лихорадочным тяжким мечтам, когда заметила, что именно под моим деревом уселся Террор, размышляя о чем-то своем. Потом были падение, его теплые руки на моей талии и долгожданный поцелуй, в котором сгорели все сомнения. Я была ему нужна, и этого хватило для того, чтобы обрести ноги.
Я невесомо провела пальцами по щеке спящего моркота, все еще не очень понимая, как получилось, что последние дни мы так сладко не высыпаемся. Мало, катастрофически мало нам ночных часов между днями его дел и обязанностей. Был за всем этим и мрачный червячок сомнений, не дававший покоя даже сейчас. Рабского положения одной нагайны никто не отменял. И каждую минуту, каждый час я с дрожью ждала равнодушных слов, отталкивающих нас друг от друга. Конечно, Террор не раз говорил мне, что любит, но почему тогда продолжает держать рабыней? Почему не даст свободы? Это в его силах. Но он этого не делает.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.
Давным давно поэты были Пророками с сильной магией. Из-за катаклизмов после войны чары в Эйваре пропали, и теперь песня — лишь слова и музыка, не более. Но, когда темная сила угрожает земле, поэты, что думали лишь прославиться своими песнями, получают задание важнее: вернуть миру утраченные чары. И путь в Другой мир, где остались чары, подвергнет опасности их жизни и проверит глубинные желания их сердец.
Их называют Ходящими В Ночи. Кто они? В прошлом все до единого – люди. Но сейчас каждый из них – смерть. Волколаки, кровососы, вурдалаки… Они выманивают жертв из жилищ, чтобы насладиться вкусом их плоти и сделать похожими на себя. Лишь одно мешает обрести чудовищам безграничную власть – Цитадель. Старинная крепость, в которой обучают детей, осененных особым даром – Даром уничтожать Ходящих, упокаивать мертвецов, исцелять раненых. Они – щит, отгораживающий живых от порождений Ночи. И из всех прав им оставлено только одно – право умереть, спасая жизни других.Хотят ли трое юных главных героев взвалить на себя такое ярмо?Нет.Могут ли отказаться?Увы.Но там, где не остается места страху, жалости и сомнениям, есть только один путь – путь к спасению.
Юноша, с самой окраины Империи, потерявший всех в кровавой волне орочьего набега, но чудом выживший сам. Молодой наемник, ставший побратимом однорукого гнома и эльфа, проклятого своими сородичами. Барон — владетель обезлюдевших земель, заполненных болью, ужасом и тьмой. Неужели все это об одном человеке? И его история только начинается…
Я странный? Да ладно, это из-за ушей, что ли? Ну подумаешь, острые и длинные, у эльфов вон такие же. Нет. Я не эльф. Кто? Не знаю. Но все зовут меня Нелюдь.
Если вам не везёт ни в труде, ни в личной жизни, да настолько, что даже перемещение в иной мир ничего не может исправить, — это плохо. Если завистливым соперницам показалось недостаточным наложить на вас проклятие и они прилагают все усилия, чтобы отправить вас в пасть дракона, — это ещё хуже. Если друг ничем не может вам помочь и, более того, сам вот-вот потеряет корону по милости доверчивого дядюшки — это совсем плохо. Но если в ваш дом однажды занесёт отставного убийцу, которому по пятницам снятся малознакомые покойники, — это может оказаться к лучшему…