Дракон с копытами дьявола - [6]

Займы эти даются как Центральному правительству, так и отдельным провинциям.

Дудзюнат

По мере того как создаваемые в Пекине очередные политические «кажимости» в Китае распадаются и исчезают, потому что никакой реальной силы они за собой не имеют, к такого рода выгодной власти начинают подходить военные группировки, особенно те генералы из них, так называемые «дудзюны», которые участвовали в революции 1911 г. Начинается эпоха дудзюната.

Подчеркнём, что все эти дудзюны, дубани, дуду-«милитаристы», имена которых мы в современной прессе видим в качестве имён абсолютных реакционеров, такие как У Пейфу, Чжан Цзолин, Чжан Цзунчан и проч., в своё время именно они были видными деятелями Китайской революции 1911 г. и энергично сбрасывали Циней. Этим людям, зачастую выходцам с самых социальных низов, из бандитов и хунхузов, из шпионов времени Русско-японской войны и предстояло стать представителями «феодальных» институтов в Китае.

Во всяком случае эти военные губернаторы, сидевшие по провинциям, начали эпоху известной постепенной политической грануляции страны, до того находившейся в амёбообразном состоянии. У них были войска, у них было оружие, у них была, так сказать, реальная сила. Они опирались на так называемых «бандитов», которые стали предметом суждения I Съезда Гоминдана в январе 1924 г., что было упомянуто в демократических требованиях Съезда. Проф. Войтинский в примечании 13-м на стр. 59 своей статьи указывает, что «бандитами» называли господствующие в Китае классы «выброшенных из процесса производства миллионов людей, ПРЕИМУЩЕСТВЕННО КРЕСТЬЯН И РЕМЕСЛЕННИКОВ, часть которых становилась наёмными солдатами у милитаристов, а часть организовывала шайки разбойников («хунхузы». -Вс. И.). Последнее являлось настоящим бедствием для китайской деревни, т. к. «бандиты» грабили и разоряли её».

В Китае, не имевшем в течение долгого времени единого правительства, появилось сразу много десятков провинциальных правительств. Эти провинциальные феодальные образования были уже зёрнами власти, правда, примитивной, грубой, тёмной, но все, же власти. Весь Китай покрылся как бы отдельными замками этих якобы — «феодалов», зачастую не только не древнего происхождения, а просто «не помнящих родства», раздробленных в себе, воюющих между собой. «Чьё войско, чья дружина — того и власть!» — так стояло положение тех лет дудзюната в Китае примерно до 1926 г.

Иностранцы захватывают электростанции, водопроводы, трамвай, автобусы. Создаётся огромная электрическая станция в Шанхае, которая американцами затем продаётся Муниципалитету за сумму в 81 млн. китайских долларов. По городам Китая начинают строиться ситценабивные, табачные и другие фабрики массового потребления на дешёвом китайском труде, которые начинают обслуживать не только Китай, а и страны Южных морей, Ближний Восток, Египет и даже страны Северной Европы, конкурируя с Японией.

Всё это принимает настолько развитые формы, что японцы, вторгшись в Китай после 1937 г., стремятся просто перенять все эти готовые организации на себя в разного рода «К⁰ Развития», в которых акции делятся между правительством Японии и Дзайбатцу. В этом вторжении в Китай англосаксонского «бизнеса» — начинает энергично развиваться и китайская буржуазия, сливаясь с иностранным капиталом во вненациональное единство.

«Недвижный Китай»

Пушкин назвал Китай «недвижным», и это определение прочно запечатлелось в наших умах. Но ведь тоже «недвижной», «косной» во всём мире признавалась и Москва. Точно также говорилось об «азиатской инертности русского мужика», об отсутствии у него прогрессивности, инициативы.

Теперь-то весь мир скажет, что такие определения русского крестьянина были абсолютно неверны. Москва за 700 лет своего исторического бытия сумела сплотить вокруг себя колоссальную страну, в которой собраны многие племена, под водительством «первого среди равных» из народов — великорусского. Уже в XVI веке Московия раскинулась от Балтики до Тихого океана, явив этим доказательство её политического искусства. Правда, исторически выработанный её государственный строй был очень тяжёл, но исторически условия были именно за такой страной: в конце концов, историческая успешность Москвы доказывает целесообразность московского строя, в то время оправдывает этим его. Тем не менее, несмотря на всю тяжесть московского государственного строя, народы Москвы умели, и восставать, и отстаивать свою независимость, умели хранить в себе те народные «искры, из которых потом возгоралось пламя», умели хранить в себе известные принципы государственной и общенародной правды. Подымаясь нутряными народными массами, Московская Русь не раз «потрясала Москвой» в восстаниях Болотникова, Разина, Пугачёва, в восстаниях XIX века. Это были подлинные народные, крепкие революции, искавшие правды и не находившие её, поскольку они ещё не были заострены наукой, знанием, опытом. Тот народ, который ищет ПРАВДЫ, который её чует, тот всегда идёт за ней, устремится за ней, когда, наконец, покажут ему эту правду в ясной осознанной теории.

Героическая эпопея Отечественной войны 1812 г., как равно борьба с поляками в Смутное время, тоже доказательство, что наш изумительный народ никак не «неподвижный» народ.