Дракон Нерождённый - [189]

Женщина, казалось, задумалась.

– Мы… пришли… потому что так пожелала Тьма, господин. Она выбрала тебя, а мы должны тебе помочь.

– В чём? Для чего я понадобился… Тьме?

– Мы не знаем. Дом Ворона лишь следил и ждал. Кольцо сказало нам, что ты готов, и мы прявились. Распоряжайся нами на своё усмотрение.

Глаза древнего эльфа сузились.

– Я должен поверить в это?

Трое из дома Ворона поднесли руки к горлу, вонзили когти и разорвали собственную плоть. Три истекающих тёмной жижей тела повалились на пол.

– Скольких из нас будет достаточно, чтобы доказать полное самоотречение и жертвенность, господин? Мы не боимся смерти и не имеет корыстных намерений.

Эгорхан Ойнлих увидел своё отражение в расползавшейся луже.

– Допустим, – сказал он. – Мне нужно подумать.

Тёмные терпеливо ждали, пока Великий Сорокопут изучал собственное тело. Раны были затянуты, утраченные куски вернулись на место, но шрамы свидетельствовали о пережитом.

– Расскажите мне, как идёт война?

Он спросил и тут же пожалел, ибо каждое слово предателя подтвердилось. Враг наступал на Аскариат, медленно, но неуклонно. Королева переправила мирное население в Вадаэнтир и теперь собирала силы для защиты священного ясеня. Её сыновья вели стремительную войну, ослабляя захватчиков, но тех были несметные полчища, вооружённые топорами и огнём.

– Что известно о доме Сорокопута?

– Погиб в Закатной Крепи. После падения Тёрна остались только ничтожные крохи, и никто не знает о судьбе твоих сыновей и дочери.

Эгорхан сжал кулаки, костяшки хрустнули и побелели.

– Моя жена?

– Об айонне Мелитиль ничего неизвестно, господин, вероятно, она погибла в Закатной Крепи вместе с богодревом.

Он издал тихий стон.

– Рогатый Царь?!

– Не появлялся с начала затворничества.

– Где он?! – взорвался Эгорхан и вскочил. – Где?! Что он делает, пока враг топчется посреди его дома, сносит стены, выбивает окна и двери, мучает его семью?! Где он?!

Тёмные хранили молчание, только на худых лицах проявились некие подобия улыбок.

– Вы можете… доставить меня в столицу? Доставить раньше, чем псоглавы осадят её?

Женщина задумалась ненадолго.

– Мы сможем.

– Тогда выступим немедленно!

– Да, господин. Но сначала забери то, что принадлежит тебе по праву.

Один из эльфов приблизился на полусогнутых. Он положил к ногам Эгорхана Ойнлиха Травяного Ужа в родных ножнах и с целой перевязью.

– Мы выкрали его из шатра, когда забрали тебя. Мы поступили правильно?

Древний поднял меч обнажил волнистый зелёный клинок на две трети, взглянул в собственные глаза сквозь отражение.

– Да.

///

Зима была на исходе, но ещё цеплялась за власть.

Эльфы дома Ворона путешествовали по тайным, известным лишь им тропам, умело «исчезали» даже на фоне белого снега. Эгорхану не единожды пришлось следовать за ними внутрь хорошо спрятанных пещерок и лезть по глубоким норам словно червю. Те всегда были сквозными и, миновав зловонье сырости, Велики Сорокопут выбирался с обратной стороны, однако, уже совсем в другом месте леса, за много часов и дней от входа.

– Какая это магия? – спросил он.

– Это не магия, господин, – ответила женщина-эльф, приподняв свою маску, – это области извечной Тьмы. Если есть место, в котором никто и никогда не зажигал свет, будь то пещера или нора, мы может попасть через это место в другое такое же.

– А если занести в пещеру факел?

– Она станет обычной.

– И никаких заклинаний? Ни один чародей не догадается… невероятно.

За неполный день отряд преодолел огромное расстояние и добрался до окрестностей столицы.

Аскариат сильно изменился. Его внешнюю крепостную стену, построенную на основе древнего кромлеха, теперь огибала вторая, выращенная из железных деревьев, неописуемо высокая и, что важнее, – толстая. Друиды создали вокруг столицы едва ли не скальный хребет, который щетинился длинными шипами. Те торчали и из земли, острые, блестящие маслянистым ядом. Чтобы вражеская пехота не смогла расчистить дорогу штурмовым зверям, был выращен живой лабиринт, полный чудовищ и магии. Надо всем этим возвышался царственный ясень, богодрево, древобог, душа лесов. Его могучие, голые по зиме ветви держали на себе улицы верхнего города и, собственно, королевский дворец.

– Я хочу попасть внутрь, – сказал Эгорхан. – Сможете меня провести?

– С величайшей осторожностью, господин, сможем.

– Тогда ведите.

Они были непревзойдёнными лазутчиками. Эгорхан видел, как тёмные эльфы передвигались по отвесным поверхностям ровно пауки, как прятались в любой тени, как бесшумно бегали, прыгали, и расчищали путь от лишних глаз. Так они проникли внутрь королевского дворца, где из полов росли живые травы и цветы, где из стен протягивались ясеневые ветви, на которых пели птицы.

На страже королевских покоев стояли два лаушани; их головы были увенчаны лосиными рогами, а ноги, – раздвоенными копытами, по коже, где её не скрывала шерсть, тянулись ритуальные татуировки.

– Одолеть их мы не в силах, господин, – зашептала предводительница Воронов, – но можем занять, чтобы вы добрались до короля.

Эгорхан Ойнлих подумал с горечью, что всё, предпринятое сегодня, можно назвать лишь одним словом: «измена». Он считается погибшим, скрывает от престола правду, проникает во дворец словно тать, а теперь намеревается презреть волю Рогатого Царя и нарушить его уединение. Для этого придётся напасть на лаушани, – совершить сакральное преступление. Но что делать, если Великий Сорокопут уже давно не верил своей венценосной сестре, которая спелась с человеческими волшебниками?