Драко Малфой и Невозможное счастье - [75]

Паркер смотрела на нее в полном шоке — пожалуй, если бы Гермиона не была в таких растрепанных чувствах, ее бы это выражение лицо крайне порадовало.

— Черт, не будут же они убивать Сольвейг! Что за бред!

— Не будут, — согласился Снейп. — Если успеют раньше Люциуса. А если нет… то что им останется?

* * *

Теперь они уже бежали. Гарри обогнал Драко, и теперь тот видел его спину — светло-серую футболку в мокрых разводах. Свитер, одно из произведений миссис Уизли, Гарри скинул раньше, тогда же Драко сбросил и свою мантию.

Они бежали; бежалось легко — коридор уходил вниз и постепенно расширялся, и к тому же, становилось светлее, и скоро Драко загасил палочку.

Малфой не знал плана Гарри и даже не задумывался над ним. Наверное, он подаст знак, что нужно сделать. А если нет… впрочем, Драко не думал о том, что будет после этого сумасшедшего бега по подземелью. И будет ли что-то. Он знал, что больше не позволит Гарри уйти одному — совершенно точно.

Свет становился ровнее и ближе. Пахнуло дымом — и магией, старой, но при этом знакомой… на вкус? Запах? Драко помнил, откуда он знает это ощущение — такое же колдовство, вязкое, как болотная вода, заполняло гробницу Реддлей ровно семнадцать лет назад. Семнадцать? Ну да, сегодня 5 апреля, день рождения Сольвейг.

Открытие так поразило его, что он захотел остановиться и окликнуть Гарри… но тот вдруг замер сам, и Драко понял, что они на месте.

Они стояли перед аркой, за которой мерцал свет и звучали слова заклинания. Гарри замер лишь на мгновение, и в это мгновение не было времени ни на объятия, ни на прощальные слова. Он просто обернулся и посмотрел на Драко — миг, не более того, и взгляд, короткий, как этот миг.

А потом обернулся и кинулся в арку. Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, он бы вовсе не заметил заминки. И Драко, не медля, кинулся за Гарри.

Необычайно обострившимся взглядом он отметил все — Дамблдора, приподнимавшегося с больничной каталки, чье-то тело на полу и разметавшиеся золотые волосы, Финнигана, почему-то съежившегося в углу, Люциуса с воздетыми руками и выражением торжества на лице, и Сольвейг, неподвижно застывшую в пентаграмме.

«Опоздали!» — мелькнула короткая мысль. В этот момент Люциус замолчал, и в помещении вдруг стало темно, словно все накрыли покрывалом, только фосфорически светились линии на полу.

А Гарри уже летел к пентаграмме, и все замедлилось, а голова Драко работала быстро-быстро, и за те доли секунд, что Гарри мчался к их дочери, Драко вдруг понял, что тот хочет сделать, и что самое ужасное, понял, что придется сделать ему…

Гарри не вытолкнул Сольвейг даже — он выбил ее из пентаграммы своим телом, и она упала далеко за пределы светящихся линий, похожая на срезанный под корень белый цветок.

Руки Гарри взметнулись, словно пентаграмма решила распять его по своим углам; яростно и беспомощно закричал Люциус. Драко замер, чувствуя, что его рука с палочкой, помимо воли, ползет вверх.

Зеленые глаза смотрели прямо на него. Драко казалось, что он слышит мысли, от которых отделяли его эти два сияющих изумруда. Впрочем, может быть, так оно и было? Или так оно и было всегда, только Драко не задумывался над этим.

«Вот он, твой выбор, — говорили глаза. — Ты знаешь, что выбрал я. Я спас ее, но смотрю на тебя. Ты будешь последним, что я увижу, последним, на что я хочу смотреть. Я хотел бы смотреть на тебя всегда… прости, кажется, у меня не получится. Прости».

— Прости, — повторил Драко то ли вслух, то ли про себя. Зеленые глаза смотрели не отрываясь. В руке дрожала палочка. Мгновения растянулись на тысячу лет.

Он не хотел видеть, как зелень затмят красные огни. И когда алые искры вспыхнули в самой глубине, где темно-зеленое переходило в тьму зрачка…

— Авада…

Лицо Гарри озарилось торжеством. Но торжеством не Вольдеморта — Гарри Поттера, наконец-то окончательно победившего.

— Кедавра!

Вопль рассек свод; пентаграмма взорвалась холодными лезвиями света. Падая на колени, Драко успел увидеть, как его возлюбленный с торжествующей улыбкой на губах оседает на пол.

И рванулся к нему.

А потом его сердце разорвалось.

* * *

Старый, очень старый волшебник, он неоднократно наблюдал, как со смертью кого-то значимого рушится и то, что он сотворил. Иногда буквально. Он ждал, что своды обрушатся, погребая его под тяжелым камнем — теперь уже навсегда; он даже успел пожалеть, потому что когда он вернулся, ему так захотелось жить…

Но потолок выстоял, только бороду, и без того седую, припорошило серой пылью.

Он приподнялся, разом осознав, что он по-прежнему стар, да еще и все тело затекло просто невозможным образом. Кто-то шевелился — он увидел боковым зрением и повернул хрустнувшую шею, чтобы посмотреть.

Это была девушка в белом платье, красивая юная девушка с волосами невероятного платинового оттенка, который мог быть только у человека, в чьих жилах текла кровь Малфоев. И хотя в последний раз, когда Дамблдор ее видел, ей не было и дня от роду, он ее узнал.

— Сольвейг… — тихо позвал он. И удивился — откуда он знает ее имя? Она повернулась к нему — ошеломленное бледное лицо человека, который только что проснулся и чей сон был кошмарен, а реальность оказалась еще хуже.