Драгунский секрет - [36]

— Будет тебе, угомонись. Они в тот аул тоже не с караваем приходили.

— А, ну тебя. Пойду я. Только помяни мое слово. Если окажется этот Алеша не круглый дурак — побегаешь ты за ним, ох, побегаешь.

— Насмешила. В жисть ни за кем не бегала и за этим не буду, потому как — не орел.

Алексей сидел за накрытым столом в горнице у Лукерьи и попивал душистый, на лесных травах чай. Тут же прихлебывал из чашечки румяный от сытного ужина Яков Степаныч.

— А куда Илья Петрович задевался? — спросил он, оглядываясь (будто Туманов мог спрятаться под кроватью или в сундуке).

— Обустройство раненых проверяет, — откусив кусок сладкого пирога, прошамкал Алексей.

— Так мы уж все проверили. Там Маланья сейчас вашего офицера травами отпаивает. В госпиталь здоровеньким приедет.

— Спасибо ей, и вам.

— Пустое. Вы, главное, воюйте, как следует, а мы тут завсегда поможем.

За окном послышались твердые командирские шаги… Вопреки ожиданиям, на пороге появился не Туманов, а цветущий, как юный одуванчик, Прохор.

— Ваш бродь, дозвольте вас на пару слов.

Алексей, извинившись перед Атаманом, вышел во двор.

— Что приключилось?

— Ваш бродь, у меня деликатный вопрос, если, конечно, не возразите.

— Что за реверансы, говори прямодушно.

— Благодарю. Так вот, Маришка моя справляется, не желали бы вы встретиться с Настей, вроде как, та интерес проявляет.

— Увы. Передай, что разборчивые девицы меня решительным образом не привлекают.

— Есть. Так и донесу, — с готовностью кивнул Прохор, собравшись уходить.

— Постой-ка. А где Илья Петрович? Иль тоже не располагаешь?

— Да как же. Я всегда знаю, где он, а он — где я. У нас так заведено.

— И где же?

— Кхм, кхм. В рощице у Терека.

— Решился таки дубок сломить?

— Не знаю, дубок ли — с Надеждой они там.

— Вот так новость?! А отчего, не в хате?

— Раненый у ней — неловко.

Маришка, получив от Прошки безутешные вести, незамедлительно помчалась к подруге. Та уж стояла на крыльце нарядно одетая, уверенная в предстоящем свидании.

— Зря старалась, не желает он с тобой дружиться.

— Как?! — зарделась Настя.

— А так. Не интересуюсь, говорит, разборчивыми девицами, к скромным, говорит, слабость имею.

— Так и сказал?

— В точности.

— Вот негодяй!

— Обидела голубка, теперь попробуй, подмани обратно.

— Была охота, мне орел нужен, а не голубок…

Алексей внимательно слушал рассказы атамана о местных обычаях, время от времени уточняя неясные моменты.

— Так чем, вы говорите, чеченцы от ногайцев отличаются?

— А чем кабардинцы от черкесов? — хитро прищурился Яков Степаныч.

— Одни татары, другие нет.

— Татары, как раз — ногайцы.

— Виноват, перепутал.

— Так зачем спрашивашь, коль все одно путаешь? — рассмеялся атаман.

— Надо ж как-то их различать, а то я всех татарами называю.

— Не велика беда, многие так делают. Что б их разбирать, следует не один год здесь пожить. А иные и после того путают. Зови татарином общо — не страшно. Хуже, когда чеченца за осетина примешь.

— А они разве не дружны меж собой?

— Что ты, — махнул рукой Яков Степаныч. — Воюют друг с другом почем зря. Ни сеять, ни пахать не могут, а грабить, скот гонять — с превеликим удовольствием. Думаешь — это с приходом России здесь война заладилась. Помилуй Бог. Они и без того, как волки грызлись. Каждый народец хочет верх держать. Возьми хотя бы Шамиля. Он с русскими воюет только так, для виду, дескать, за освобожденье от неверных. А на самом деле, собрал под эту думку всех недовольных, и противные себе племена истребляет. Желает единоличную власть иметь. Гутарят, даж письмо царю писал. Мол, не мешай нам меж собою драться. Мол, я, когда свой верх установлю, сам положу тебе мировую.

Алексей почесал в затылке. Голова шла кругом: мирные, неверные, враждующие племена, мусульмане — как разобраться в этом огороде, не поймешь, с какого краю полоть.

— Можно ли во всем этом смыслить? — спросил он, задумавшись.

— Можно, только надо ли? Наша забота — служить справно, воевать умело.

— Для того и следует знать всякую тонкость.

— Тонкость? Я вот тебе растолкую главную тонкость. Ни штыков, ни пуль они не боятся — отчаянные башки. Но вот, чего не понимают — от того теряются.

— Вы о двуруких?

— Да нет, — отмахнулся атаман. — Я про обычаи ихние, как ты и просил. К примеру, пошли как-то раз наши служивые на базар. Глядят, там солдаты другого полка с чеченцами дерутся. Наши, конечно, бросились помогать… Кому, ты думаешь?

— Уж, верно, не чеченцам.

— Вот именно, что чеченцам. Говорят, тех мало, русских много — нечестный бой, конфузный. Заступились, в общем. А потом свела их нелегкая в деле, узнали горцы наших, растерялись, замешкали…

— Неужель, не тронули?

— Угадал. Повернули войско и с миром ушли. А в другом случае полный эскадрон в лощине конного черкеса подранил. Думают, неладно как-то получилось: целым отрядом одного дикаря загнали, бросить жалко, замерзнет. Зимой было дело. Взяли с собой, привезли в крепость, выходили. Как поправился, отпустили с Богом. Так он, бедолага, на радостях растерялся, да пригласил всех к себе в гости. В немирной аул, промежду прочим.

— Неужель, поехали?

— А то. И ни одна собака их не тронула. Но более всего они не понимают, когда русские офицеры берут их сирот на воспитанье…