Драгунский секрет - [17]

— Ничего странного: они за свое дерутся, а мы — неизвестно, за что.

— Не в этом дело, — покачал головой старик. — Война — понятие самодостаточное. Она не требует добавочных определений: гражданская ли, отечественная — неважно. Если ты струсил в бою — ты трус. Если совершил подвиг — герой. Со временем отношение к войнам меняется: вчера была освободительная, сегодня стала захватнической, была справедливая, стала бунтарской. Неизменными остаются только боевые дела, боевые награды. Помните, за что воевал Суворов, переходя через Альпы?

Денис напряг память. Конечно, он все прекрасно помнил. Только нужно было немного подумать… Но старик ждать не собирался.

— То-то, — грустно кивнул он. — А его дерзкий и стремительный переход остается подвигом и сегодня. Георгиевский крест, например, одинаково высоко ценился, что в царской, что в Красной армиях.

— Воевали, отец? — спросил Андрей.

— Воевал, ребята, воевал. Сначала за белых, потом за красных, против финнов, против фашистов, «Лесных братьев», как мошку, из чащоб выкуривал и много еще кого. В общем, настрелялся, — он расстегнулся, откинув широкие борта пальто. Все ахнули — на костюме пестрым щитом сверкали многочисленные наградные колодки. — Специально ношу, — признался дед. — Во-первых, не для того получал, чтоб под матрасом держать, а, во-вторых, неизвестно зачем мне господь столько лет жизни отвел, может, затем, что б я вам этот иконостас показывал. Больно мне, ребята, нынче в телевизор смотреть. Солдаты плачут, как дети. Офицеры ноют и жалуются. Бабы орут дурами, мол, их мальчиков на войну посылают. Это в 18–20 лет мальчики? Для вина и наркотиков они — взрослые. А воевать — маленькие?! Я в 16 уже в атаку ходил. У чеченцев дети с 12 стрелять начинают. Развели в армии дачников-садовников, теперь срамят русского солдата на весь белый свет. А ведь внуки гусар, драгун. Где дедова кровь, где боевой дух, ответьте старику?!

Вот, чего не хватало в песне, — вспомнил солдатский сбор Денис. — Армия потеряла боевой дух. Она превратилась в то самое плачущее облачко, что висело в поле над строем.

Однако, продолжить интересную беседу не удалось, в кафе с шумом ворвался взволнованный прапорщик.

— Там, на улице, офицера убили! — крикнул он, указывая на дверь…

Все бросились на выход.

Труп худощавого лейтенанта лежал в грязи между кафе и дырявым забором. Карманы форменной куртки были опустошены и вывернуты наружу. Под левым верхним клапаном торчал выкидной нож. Крови почти не было, лезвие вошло в тело по самую рукоять. Приоткрытые глаза парня мертвенно-тускло поблескивали в свете уличного фонаря, придавая лицу одновременно жалобное и подозрительное выражение. На правой скуле виднелась небольшая припухлость, вероятно, от удара. Вокруг уже толпились многочисленные зеваки. Денис, окинув взглядом собравшихся, неожиданно приметил среди них знакомую фигуру.

— Влад? — неуверенно произнес он.

— Денис? — растерянно прошептал упитанный лейтенант и, выйдя из оцепенения, бросился ему навстречу. — Здорово, дружище! Если б ты знал, как я рад тебя видеть. Тут такое случилось, такое!

— Ты знал убитого?

— Да… Он пошел покурить и вот…

— Надо милицию вызвать! — крикнул кто-то из толпы.

— Вызвали уже, — ответили ему сразу несколько голосов.

— И военную прокуратуру.

— Менты сами разберутся, кто им нужен.

Обычно розовые, а теперь белые, как у снеговика, щеки Влада мелко дрожали от холода и сильного возбужденья.

— Пойдем в кафе, — сказал он, стуча зубами.

— Тебе нужно прокурорских дождаться.

— Когда приедут — я выйду. Пошли.

Они вернулись в зал, устроившись за столиком Дениса. Влад без разговоров схватил бутылку водки, наполнил рюмку отсутствующего Стаса, не выдыхая и не морщась, выпил.

— Ты где служишь? — спросил он, надкусывая лаваш.

— В СОБРе.

— Это ментура?

— Вроде того.

— Отлично…

Что в этом было отличного, друг рассказать не успел, потому что с улицы вернулись озябшие собровцы.

— Там милиция знакомых убитого ищет, — сказал Макс.

Влад, еще раз наполнив рюмку, быстро ее опустошил, отломив кусок лаваша, бросился к выходу. Спецназовцы проводили его не самым добродушным взглядом.

— Это что за чмо мою рюмку осквернило? — угрожающе спросил Стас.

— Приятеля встретил, — пояснил Денис, — нашего земляка.

— Кому выписать пилюлю от наглости, тебе или ему?

— У него сослуживца зарезали, не в себе он.

— Это нормально?! Друг — твой, сослуживец — его, а пьют из моей рюмки.

— Да не бубни ты, садись. Давайте лучше парня помянем…

Хорошее настроение, конечно, было испорчено. Легко рассуждать о высоком боевом духе, когда все вокруг живы и здоровы. А если рядом кого-то убили? А если это твой товарищ?

— Царство ему небесное, — тихо произнес Денис, опрокинув рюмку.

— Земля пухом, — поддержали остальные.

— Начали за здравие, кончили за упокой, — подвел невеселый итог вечера Сергей.

— Давайте, наверное, закругляться, — предложил Макс. — Все равно уже ничего хорошего не будет.

— Давайте, — согласился Андрей. — Официант! Рассчитайте нас, пожалуйста.

Захватив с собой гостинцы для оставшихся на овощебазе товарищей, дружно вышли из кафе. На месте происшествия уже стояли милицейские и военные машины. У трупа, в свете фар, возились хмурые эксперты. Медик ощупывал лицо и шею убитого, но не касался ножа. Криминалист, напротив, основное внимание уделял оружию, фотографируя его в различных ракурсах.