Драгоценный камень - [51]

Он вдруг как будто споткнулся. Ничего мне не сказал, только вытащил коробку с сигаретами, взял одну и закурил. Когда он зажег спичку, я заметил вот что. Во-первых, у сигареты был золотой мундштук. Во-вторых, один ус был фальшивый. Я догадался, что он фальшивый, потому что под самым носом лейкопласт немножко отделился и образовал складку.

Сердце у меня оборвалось, и земля стала уходить из-под ног.

А человек сказал:

— Ты пройди лучше вон той стороной, — и он показал рукой, — так ты раньше дойдешь. А я пойду прямиком — привык.

— Спасибо, — кивнул я ему.

Я отошел немножко, чтобы скрыться от его глаз, и посмотрел на компас: направление, которое он мне указал, вело меня прямо на север.

«Ты меня не перехитришь, лисица!» — подумал я и снова помчался на восток.

Я вышел на дорогу, увидел огоньки лагеря. Какой-то человек с ружьем — наверное, это был Стаменко, родственник Теменужки — отвел меня прямо к лаборантке. Нельзя было терять ни минуты. К тому же лаборантка показалась мне милым и серьезным человеком. Я рассказал ей все — от начала до конца. Ничего не утаил.

Она выскочила из палатки, и я не знаю, куда уж она ходила и что делала, но только через полчаса в лагере поднялся страшный шум. Как прибежали ко мне все эти геологи, как принялись расспрашивать о том, о другом — без конца! В лагере в это время был их начальник — он как раз приехал из Софии. Ты его видел, такой живой и строгий старичок. Так вот этот старичок два раза спрашивал меня о зеленой плите в руднике, и два раза пришлось объяснять ему одно и то же: что она зеленая, такой-то длины и так далее. Он слушал меня, покачивая головой, и грозил пальцем какому-то толстяку.

— Видишь, — говорил он, — товарищ Власев, как опасно для геолога быть стопроцентным скептиком? Сколько раз я тебе говорил, что этот твой скептицизм — безобразный пережиток.

Потом он повернулся к другим геологам.

— Наш товарищ в опасности, — сказал он. — Надо ему помочь, и помочь немедленно. Кто пойдет со мной?

Лаборантка первая воскликнула:

— Я!

Ты знаешь, что пошли все. Даже толстяк — и тот отправился с нами. Ночью, по лесу, навстречу невидимому, но страшному врагу — это не шутка, это не похоже на обыкновенную прогулку, не так ли? А в лагере остался только сторож из села Цвят...

Я точно описал место, дорогу, направление. Они взяли компасы, фонари, лопаты — и мы все кинулись в лес, чтобы спасти Андрея и зеленый изумруд.

Сначала мы шли все вместе, потом наша группа разбилась. Не все были одинаково выносливыми.

Впереди всех бежала лаборантка — быстрая, подвижная, как серна. Правда, она часто спотыкалась, но ни разу не пожаловалась, ни разу не сказала: остановимся, отдохнем. Бедная лаборантка... Но как бы там ни было... Мы с ней настолько вырвались вперед, что скоро перестали слышать голоса остальных. Исчезли огоньки фонарей. Блестел только фосфор на моем компасе.

И ты ведь знаешь: мы первые пришли к вам в тот чудный и страшный зал».

Все это мне рассказал Радан несколькими днями позже, когда мы возвращались в село Цвят.

Но, спросите вы, как вы попали в этот зал? Ведь вы сидели около ямы, забившись в кусты, и смотрели на небо? Да, так и было. Мы сидели в кустарнике, молчали, и каждый думал о чем-то про себя. А с потемневшего неба падал тихий, кроткий дождь.

Потом Андрей встал, стряхнул со своей куртки дождевые капли и улыбнулся нам своей доброй улыбкой, делавшей его таким родным и близким.

— Я спущусь, — сказал он, — в рудник, чтобы наломать для Теменужки сталактитов и других интересных вещей. А вы поднимайтесь наверх, на холм, спрячьтесь под какое-нибудь дерево поразвесистее, чтобы не очень вымокнуть, и оттуда высматривайте Радана. Я долго не задержусь.

Он спустился в яму, а мы поднялись наверх. Прошло не больше десяти минут, и Теменужка толкнула меня.

— Смотри! — шепнула она и показала вниз. — Человек!

Среди деревьев пробирался невысокий, коренастый мужчина в черном клеенчатом плаще и сапогах. Он отдалялся от холма.

— Не сделал ли он чего-нибудь Андрею? — спросила Теменужка. Она шепнула это едва слышно, но мне показалось, что в голосе ее были слезы. У девушек есть такая привычка — говорить сквозь слезы.

Я пожал плечами. Что ей можно было ответить? Я решил подумать.

— Вставай! — толкнула она меня. — Спустимся к Андрею!

В сущности, и мне пришла в голову такая мысль, только я искал подходящие слова, чтобы выразить ее кратко и точно.

Мы взяли факелы, бидон с керосином и бросились к яме.

Как только мы оказались под сводами пещеры, мы услышали выстрелы. Они раздались где-то вблизи. Это были ужасные выстрелы. Наверное, потому, что было тихо и шел дождь.

Мы бежали по галерее, как будто за нами гнались. Не знаю, что испытывала в эти минуты Теменужка, но мне все время казалось, что кто-то следует за нами по пятам, что кто-то вот-вот бросится на нас сзади.

Мы не смотрели ни налево, ни направо. Крутой был наклон или пологий, свежий воздух или тяжелый — мы ничего не чувствовали.

Мы бежали, запыхавшись, хватая воздух раскрытыми ртами. Что-то шумело и потрескивало в ушах. Что, почему? Я не думал об этом.

И наконец мы увидели свет. Уверяю вас — никакой свет никогда не радовал меня больше, чем этот. Я почувствовал, что слезы пощипывают мне глаза. Должно быть, от света.