Драгоценный камень - [16]

Бай Димо был механиком на мельнице.

— Приду как-нибудь, — сказал я.

— Ты на инженера будешь учиться?

Вы знаете, что у меня не было слабости к машинам.

— Может быть, на инженера, — соврал я.

— Анастас пришел посмотреть моих козочек, — вмешалась в разговор Теменужка. — Я сказала ему, что ты купил мне двух козочек.

Когда она успела накинуть на плечи блузку и переменить юбку, осталось для меня загадкой.

— Ну вот, дело большое! — махнул рукой механик. — Купил ей, чтоб не скучала. — И добавил тише, как будто сообщал мне тайну: — Ведь одна-одинешенька весь день сиротинка, нелегко ей.

Теменужка положила на столик под развесистым орехом хлеб и брынзу, налила в мисочку меду и позвала нас завтракать. Она позвала нас к столу и хлопотала, как гостеприимная хозяйка, которая делает все, чтобы гости ее были довольны. Бай Димо смотрел, как она старается, молча качал головой, и я чувствовал, что ему совсем не до еды.

— Хозяюшка моя! — сказал он со вздохом. Но тут же спохватился, будто невольно выдал свою слабость, и заговорил о мельнице, о мельничных валах и о том, как он изобрел приспособление для тройного просеивания белой муки.

— Хлеб должен быть сладок человеку, — медленно говорил он. — Раньше только порода Печеняшких белый хлеб ела. Я и тогда на мельнице работал, знаю, кто какую муку молол. Теменужка у нас на просяном хлебе выросла. А первую кашку ей из кукурузной муки замешали. Вот я теперь и хочу, чтобы хлеб был белый и сладкий, как пряник. Я тебе покажу, какое устройство я для просеивания-то придумал. Не бог весть что, а работает. Ты приходи как-нибудь. Раз в инженеры собираешься — приходи посмотреть. У меня образования нет. Я вот таким сопляком в чужие дома стал наниматься. А ты, как выучишься, похитрее что-нибудь придумаешь. Люди должны сладкий хлеб есть. От сладкого хлеба и в поле работать легче и детишки веселее становятся.

Бай Димо все нанизывал слова, но я плохо слушал его: я никогда не проявлял интереса к технике. Я думал о Теменужке. Слепой я был раньше, что ли, раз не замечал ее красоты? Какая еще девушка могла бы похвастаться такими золотыми косами, такими темными глазами — глазами, в которые уходишь с головой, будто бросаешься в глубокий омут?

Бай Димо ушел на мельницу, и мы остались одни.

Теменужка убрала со стола, смела крошки, потом побежала в курятник, чтобы поудобнее устроить гнездышко для наседки.

— Сейчас я покажу тебе коз, — сказала она. — Подожди только, я почищу фасоль. Всего две пригоршни.

Она вынесла сковородку, на ней белела горка фасоли. Взяла сковородку на колени и стала чистить.

— Поставлю фасоль вариться и выведу коз. Они очень послушные.

Меня ничуть не интересовали ее козы, но я сказал:

— Правда? Я очень рад.

Потом, чтобы чем-нибудь заняться, я тоже стал перебирать фасоль.

Теменужка помолчала, потом вдруг так и прыснула.

— Как же ты чистишь? — смеялась она. — То, что я уже отобрала, ты опять с мусором смешиваешь. Разве можно так?

Все-таки мы почистили фасоль. Она высыпала ее в горшок, поставила его на таган и присела на корточки, чтобы раздуть огонь.

И мне стало жаль, что я не художник. Какой сюжет для жанровой картины! И еще мне было совестно. Стою с девушкой и пальцем не могу шевельнуть, чтобы ей помочь. Разве так должен держаться молодой человек?

Мне было совестно, но, сказать по правде, меня никогда не привлекала домашняя работа. Не то чтоб я был ленив, а просто я как-то не чувствовал потребности что-нибудь делать. Это вопрос вкуса, характера, если хотите, не так ли?

Но вы спросите: что общего имеет все это с зелеными изумрудами? Увидите.

На следующий день после того, как я открыл, какая Теменужка интересная девушка, из города приехал мой одноклассник Радан.

Я лежал на своем чердаке, где была ссыпана прошлогодняя кукуруза, и размышлял. Надо было выбрать одно из двух: или вскарабкаться на крутизну в поисках Теменужки и двух ее коз, или спуститься в поле, посмотреть, как работает звено тети Василии. Выбор был нелегкий. Я понимал, что в душе у меня борются два начала: общественное и личное. Общественное влекло меня туда, где кипел коллективный труд. Поверьте мне, я искренне хотел быть среди тех, кто трудится. Искать Теменужку я не решался. Что это за индивидуализм — пренебречь трудом и дать волю какому-то там личному чувству. Хороший десенемист[4] никогда бы так не поступил. Хороший десенемист всегда должен ставить на первый план общественное.

Вот в таком состоянии душевного раздвоения застал меня Радан.

Это был мой одноклассник и друг, мы с ним сидели на одной парте. Он приехал в гости к своему дяде, очень любезному человеку, зубному врачу нашего участка. Дядя Радана рвал коренные зубы со сноровкой виртуоза.

Хотя мы с Раданом были закадычными друзьями, характеры наши отличались один от другого, как ночь ото дня. В противоположность мне натура у него была поэтическая, вы сами скоро в этом убедитесь. Он был высокого роста, лицо у него было грубоватое или, как некоторые выражаются, «мужественное». По-моему, он не был красив, но в городе говорили, что девочкам он очень нравится. Что уж там нравилось этим девочкам, я никогда не мог понять. Видимо, у них не было вкуса к настоящей, одухотворенной, утонченной красоте.