Драгоценности Парижа - [4]

Сбив на затылок съехавшую на лоб папаху, Дарган устремился в прорубленный казаками проход, рассудив, что дядюка Назар зазря потеть не станет. Видимо, станичники надумали добраться до вершины холма с белым пятном палатки на ней. Один раз такое было, там, в очищенных от французов просторах России. Тогда во главе с вахмистром Федулом они прорвались к ставке какого–то наполеоновского генерала и взяли его в плен, за что получили по кресту от самого фельдмаршала Кутузова. Главнокомандующий, царствие ему небесное, до битвы за столицу неприятеля не дожил, но врученные им кресты казаки считали высшей своей наградой.

— Даргашка, обойди мусьев с тылу, — крикнул сотник Лубенцов, успевавший отбиваться сразу от нескольких нападавших. — Отвлеки тех двоих, а мы ударим отсюда.

— Понял, дядюка Назар, — гаркнул казак, направляя коня в обход группы кирасир.

Он взобрался по склону выше и оглянулся назад, выбирая для удара позицию получше, и вдруг увидел, что к основанию холма приближается лава кубанцев в красных башлыках. Белые папахи как стадо гонимых овец самостоятельно карабкались наверх. Надо было спешить, иначе кубанцы могли урвать солидный пешкеш раньше. По разбойничьи свистнув, Дарган птицей налетел на всадников, на которых указал сотник. Оба француза не успели сообразить, откуда он взялся, одного он срубил сразу, а второму удар шашкой скользнул по плечу, защищенному железным панцирем. Кирасир пригнулся к холке лошади, сделал ответный выпад саблей, конец которой едва не срезал ноздри у казачьего скакуна. Кабардинец взвился на дыбы, выбросил длинные ноги и задробил копытами по обтянутой белыми панталонами ляжке всадника, по цветастой попоне на спине у его лошади. Он давно научился защищать себя. Материя окрасилась красным от брызнувшей через нее крови. Кирасир расширил глаза от боли, рванул поводья и помчался вниз по склону прямо в центр кубанской лавы. Сотник с есаулом Рядновым и вахмистром Федулом опрокинули поредевших конников, с гиком понеслись к вершине холма. Когда до палатки оставалась каких–нибудь двадцать сажен, казаки осадили скакунов. Над ставкой развивалось белое полотнище флага, выброшенное за мгновения до того, как они прорвали оборону. Захватить очередного генерала в бою в этот раз не получилось.

Терцы с трудом сдерживали распаленных битвой лошадей, гонявших по шкурам волны нервной дрожи, они и сами были похожи на вырвавшихся из ада дьяволов со звериными оскалами. Наконец хорунжий Горобцов подъехал к палатке вплотную, воткнул знамя между деревянными перекладинами.

— Кирдык мусьям, отвоевалися, — обратил он к станичникам измазанную кровавыми разводами физиономию. — И этих бы порубить в капусту, да по домам.

— Не замай, за неприятельскую верхушку пешкеш мы ишо не получали. Одного Даргашка уже срубил, задарма, — шевельнул вислыми плечами Черноус. — Думал, конец пришел нашему уряднику, так француз ловко джигитовал.

— Какого такого? — приподнял плечи Дарган. — Я положил их несколько.

— Что в доспех нарядился.

— Все были в железах.

— А тот в доспехе золотом, с золотыми эполетами, — гоготнул Черноус. — Командир ихнего корпуса был, не сообразил ишо?

— Чего соображать, когда они все на одну морду, — сверкнул зрачками Дарган, вспоминая огромного красавца кирасира, вертевшего шашкой стальной круг.

— Даргашка, спешивайся и выводи мусьев на белый свет, — довольно жмурясь, приказал сотник. Витиевато и длинно выругался. — Да пошевеливайся, не то кубанцы дорогой пешкеш под себя подберут. Не чуешь, как загикали?

— Нам бы парижскую арку не проморгать, а генералов мы уже брали, — польщенно заворчал Дарган, отдавая поводья взмыленного коня подскочившему Гонтарю. Поигрывая лезвием шашки, крикнул в сторону входа в палатку. — Выходи на круг, ваше благородие, казацким судом будем судить.

— Ты это брось, — зная вспыльчивый характер станичника, нахмурился подъесаул Ряднов. — Их благородие есть кому судить, наше дело казачье — неприятелю шеи укорачивать.

— А генералы не враги?

— Самые первые, но они императором Наполеоном помазанные. Пусть наш самодержец с ихним сувереном сами разбираются.

В этот момент изнутри откинули матерчатые полы у выхода из палатки, наружу выбежал полноватый человек в генеральском кителе с золотыми эполетами и без головного убора. На груди, словно кирасирский панцирь, сверкал звездный набор орденов с медалями. Обтягивающие ноги белые панталоны были заправлены в высокие ботфорты, на поясе висела сабля с золотым эфесом. Одернув хвостатый китель, генерал с маской пренебрежения обежал взглядом окруживших его казаков. За его спиной стала накапливаться пышная свита из старших офицеров, на лицах всех без исключения лежало одинаковое с лицом командующего выражение.

— Главное, что мы поспели вовремя, — сощурив черные глаза, с угрозой процедил сотник. — А эта барская физия нам ведома. Сотрем.

Со всех сторон уже накатывалась лава распаленных боем кубанцев, похожий на запорожца с вислыми усами атаман выехал вперед, досадливо пристукнул ручкой нагайки по луке седла. И сразу весело гаркнул густым басом:

— Любо, братья казаки! Любо!

— Слава терским казакам, — подхватили кубанцы.