Драгоценности Парижа - [28]

Внутренний замок в шкафчике щелкнул два раза, на столешницу шлепнулись несколько пачек ассигнаций с изображением русского императора Петра Первого с императрицей Екатериной Второй. Господин снова занял место на высоком стуле во главе стола.

— Кажется, у нас есть продолжение сделки, надеюсь, вы не станете этого отрицать? — подождав, пока посетительница уложит деньги в ту же торбу, из которой вытаскивала раритеты, пристально посмотрел на нее он. — Что вы хотите предложить на этот раз? +

В этот момент дверь приоткрылась, в кабинет протиснулся мальчик лет пяти в белой рубашке с шелковыми воланчиками по груди и по рукавам, в штанишках разноцветными пузырями и в красных шелковых чулочках с кожанными ботиночками с бантиками на ногах. Он был очень красив и очень здорово кого–то напоминал, этот белокурый ребенок с капризными бровками, с розовыми щечками и белыми зубками между пухленьких губ. Под округлым подбородком у него был повязан шелковый зеленый платок. Пока он по ковровой дорожке продвигался к массивному столу у противоположной стены кабинета, девушка с жадным вниманием раглядывала всю его ладную фигурку. И вдруг поймала себя на мысли, что наяву видит родного брата, он был на несколько лет моложе ее и в детстве она успела наиграться с ним вдоволь. Интерес посетительницы не остался незамеченным, поднимаясь с кресла навстречу мальчику, вальяжный хозяин роскошных аппартаментов хитровато прищурился, затем взял его за руку, с пафосом представил:

— Потомок галльских рыцарей Огня и Меча, наследник древнего дворянского рода Ростиньяк, будущий герцог и мой племянник Буало де Ростиньяк собственной персоной.

Девушка подобралась, поднявшись со стула, присела в легком книксене:

— Очень приятно, месье Буало, простите, но я представляться не буду, потому что являюсь всего лишь посетительницей.

— Ваше право, мадемуазель, — наклонил кудрявую головку в знак согласия мальчик, любопытство в его голубых глазах сменилось недетским вниманием. — У вас к моему дяде очень серьезный вопрос? Если да, то я могу удалиться.

Не зная, что ответить, девушка перевела взгляд на хозяина кабинета, который снова хитровато ухмыльнулся и с подтекстом спросил:

— Медемуазель, разве при общении с этим мальчиком вы ничего не чувствуете?

— Что вы хотите этим сказать? — приподняла она плечи.

— Тогда все в порядке, — с той же ухмылкой пофыркал губами господин, снова обратил взгляд на ребенка. — Месье Буало, вы приехали с родителями?

— Да, с папой и с мамой, наш экипаж стоит еще у подъезда, — подтвердил тот. — А я сразу поднялся в ваш кабинет, дядя.

— Отлично, мы скоро закончим и я выйду в гостинную комнату. А пока, если вам будет угодно, вы можете занять вон то кресло.

Когда необходимая в подобных случаях суббординация была соблюдена и каждый устроился на своем месте, девушка снова занялась свертками. Она задвинула самый увесистый с монетами на дно холщовой торбы, подумав, что менять золотые дукаты с пиастрами на бумажные деньги не стоит по одной причине — золото в монетах в любой стране ценится одинаково. Это в изделиях драгоценный металл имеет свойство повышаться до беспредела и чтобы не прогадать, вещи из него нужно продавать людям сведущим. Также поступила она и с цепями, здраво рассудив, что модницы в любом уголке мира ничем не отличаются друг от друга. Извлекла на свет два свертка с массивной цепью и не менее солидным знаком священной власти, отбросив куски кожи, разложила их на столешнице. В голове мелькнула мысль, что любой француз посчитает за честь не расставаться с национальным богатством никогда и ни при каких условиях, даже если придется поступиться последним. Но то, что она увидела через мгновение, заставило ее невольно собраться в комок. Мальчик в кресле сбоку стола продолжал с любопытством присматриваться и к девушке, и к извлекаемым ею сокровищам, зато выжидательное выражение на лице хозяина кабинета переменилось на настороженное, затем на почти суровое. Он вскинул глаза, в упор воззрился на посетительницу.

— Мадемуазель, откуда у вас эти вещи? — со стальными нотами в голосе, вопросил он.

— Из той же коллекции, которую решили распродать обедневшие честные люди, — вздрогнула ресницами девушка, облизала вмиг пересохшие губы. — Вас что–то не устраивает?

— Эта цепь с медальоном принадлежала тому из кардиналов, которого наши соотечественники во главе с революционно настроенными Робеспьером и Мюратом казнили вместе с Людовиком Шестнадцатым, королем Франции. Не так ли? — продолжал расстреливать собеседницу холодным взглядом господин, его племянник переводил глаза с одного на другого собеседника, пытаясь вникнуть в суть дела. — Для французского народа она является бесценной реликвией, предназначение ее — переходить от высшего духовного лица страны к его преемнику без каких бы то ни было условий. Вы со мной согласны?

— Наверное, если цепь действительно была на шее у кардинала, которому отрубили голову, — смешалась девушка, проглатывая застрявший в горле ком. — Но разве не имеет права быть другое? Изделие не имело никакого отношения к духовеству, а было в пользовании приближенной ко двору аристократической знати, например.