Драгоценность, которая была нашей - [74]

Полицию (каким бы образом она ни оказалась вовлечённой в это дело) прежде всего будет интересовать, кто выигрывает по страховке, и он, Стрэттон, потягается с женой Цезаря в свободе от подозрений. По правде говоря, он уже давно подготовил для этого почву, начав подкатываться к Ширли Браун, что оказалось не так уж трудно, потому что ему хотелось подкатываться к Ширли Браун, а упомянутой леди польстило приглашение на вечернюю прогулку вокруг Радклифф-сквера, во время которой они заметили руководителя тура, Ашендена, и, в свою очередь, попались на глаза всевидящей Джанет Роско, женщине, которую никто не переваривал, но которой все верили. Очень умный маленький штрих, между прочим! До этого Стрэттону не давал покоя план номер один (теперь отброшенный), поскольку он не предусматривал, куда ему девать сумочку. Но стоило ли об этом тревожиться? Какое это имело значение, пусть сумочку даже и найдут вскоре после её пропажи, найдут, скажем, в ближайшей мусорной урне? Да, никакого! Единственное, от чего нужно было действительно избавиться, так это от самой драгоценности, и не только из-за денег по страховке, но и потому, что кто-то ещё желал, чтобы Кемп не увидел её как своих ушей. И желал страстно.

А потом Лаура взяла и наступила на всё это! Наступила своей проклятой больной, в мозолях, ножищей, и всё испортила.

Взяла и умерла.

Он (Стрэттон) не имел ни малейшего отношения к той первой смерти. Нет, нет! А вот касательно второй… Э, это совсем другое дело. И что бы ни случилось, он ни за что не скажет правду — никогда и никому, тем более по своей воле, даже этому всезнайке, главному инспектору Морсу.

Но всё равно он не мог не уважать его, достаточно вспомнить, как Морс одним только залпом из бортовых орудий сразу пробил брешь в первой линии его фортификаций, когда позвонил по трансатлантическому телефону.

— Нет, инспектор, ничего не могу сообщить вам по поводу смерти Кемпа. Ничего.

— Меня больше интересует драгоценность, сэр.

— А! «Драгоценность, которая была нашей», как говорила Лаура.

— Хватит валять дурака!

— Простите, инспектор?

— Я сказал: не бреши!

Глава пятьдесят седьмая

Что значит имя?

Роза пахнет розой,

Хоть розой назови её, хоть нет.

У. Шекспир.

Ромео и Джульетта

(Перевод Б. Пастернака)

Несмотря на то что утро выдалось довольно прохладным, несколько человек из сидевших в комнате Бо Нэша с удовольствием согласились бы, чтобы центральное отопление несколько снизило температуру. Говард Браун вытирал лоб большим носовым платком, Джон Ашенден провёл рукавом спортивной куртки по верхней губе, почувствовав, как на ней выступают капельки пота. Морс тоже не выдержал и оттянул немного тесноватый воротник рубашки, после чего продолжил:

— Я знаю, кто украл Волверкотский Язык. Я знаю, где он, и абсолютно уверен, что его скоро вернут. Я знаю также, кто из вас убил доктора Кемпа.

В комнате водворилась такая тишина, что Льюис испугался, не слышали ли все, как он непроизвольно сглотнул слюну, Морс же с полминуты простоял неподвижно, не произнося ни слова, только переводя взгляд слева направо и опять слева направо, сначала оглядывая одну половину аудитории, потом другую. Ни один человек в комнате не шевельнулся. Никто не осмеливался даже кашлянуть.

— Я наделся, что виновный сам придёт с добровольным признанием. Я говорю это потому, что вы, может быть, читали в газетах, что не так давно в Англии произошло несколько инцидентов, когда полицию обвиняли — и в иных случаях справедливо — в том, что она выдвигала обвинения, основываясь на неподтверждённых признаниях подозреваемых, признаниях, которые в одном или двух случаях были получены, несомненно, под нажимом и при не самых благовидных обстоятельствах. И всё же насколько же было бы лучше, если бы убийца Кемпа сам, по собственной доброй воле, встал… и в присутствии друзей и знакомых по туру…

Морс ещё раз оглядел присутствующих, но если в комнате и сидел человек, на котором он фокусировал взгляд, то никто этого не заметил.

— Нет?.. Нет? — повторил Морс, — Ну, что же, пусть будет так! Добавить к сказанному что-нибудь существенное вряд ли удастся. Самый главный ключ к раскрытию этого преступления я проглядел, пока мой сержант не встряхнул моей памяти. Он был в полицейском рапорте о дорожном происшествии, в котором Кемп покалечил жену и ещё убил водителя другой машины, некую миссис Ф. Дж. Майо, тридцатипятилетнюю женщину из Калифорнии, миссис Филиппу Дж. Майо, чей муж незадолго перед этим погиб в результате несчастного случая при артиллерийских стрельбах на американском военном корабле «Южная Дакота». Это принесло достаточно горя родителям мужа Филиппы Майо, правда? Но, по крайней мере, этот человек служил своей стране и, по крайней мере, умер за какое-то дело. Какое, не имеет значения. А что чувствовали родители Филиппы, когда была убита она? Их дочь. Их единственная дочь. Их единственное дитя. Дитя, убитое бессмысленно, бесцельно, трагически и со всех точек зрения предосудительно — человеком, который, по всей вероятности, представлялся родителям, судя по полученным ими сведениям, пьяной, самовлюблённой свиньёй, определённо заслуживающей смерти… Больше же всего, подозреваю, родителей потрясла, как они полагали, необычайная мягкость и снисходительность судей во время слушания этого дела. И они приехали в Англию, отец и мать, чтобы успокоить призрак, преследовавший их днём и ночью все эти два последних года. Но почему только сейчас? Мне стало известно, что жена предшествующие три года страдала от рака матки, она только что перенесла второй сеанс химиотерапии и решила, что третьего не вынесет, жить ей оставалось от силы шесть месяцев. Поэтому они, эта пара, приехали взглянуть на убийцу дочери и поклялись, что если сочтут его достойным смерти, то убьют. Они встретили его всего один раз, вечером накануне того дня, когда он умер, — самонадеянного ловеласа, каким он показался им, субъекта безжалостного и тщеславного. Человека, которому оставалось жить, как они решили, ещё меньше, чем матери Филиппы Майо. Наконец мне стала ясна связь между этими двумя преступлениями, а также их мотивы, эта связь и эти мотивы сливались в одно целое — непримиримую ненависть отца и матери, мужа и жены, к тому, кто убил их дочь.