Dr.Сокол - [17]

Инспектор почувствовал, что готов взорваться от негодования. Все шло наперекос. Проклятые пробки, внеплановое расследование, тень какого-то идиотского «газетного» заговора, а теперь еще и мистика в стиле «техно» — автомат-маньяк. Ни Поль, ни Жоли, ни подтянувшиеся к месту происшествия посетители даже не успели испугаться или как-то помешать рассердившемуся инспектору. Лесаж выхватил из наплечной кобуры старый верный «глок» и высадил стекло, резко ударив по нему стволом пистолета. Автомат, видимо, понял, что проиграл, и больше никаких фокусов не выкинул. Злосчастная газета перекочевала в руки правосудия так же безропотно. Жан спрятал оружие и как ни в чем не бывало развернул газету. Пробежав взглядом заголовки на первой странице, он пожал плечами и сунул газету в карман куртки.

— Ничего подозрительного? — поинтересовался Поль. — Я сначала, честно говоря, думал, что все дело в какой-нибудь статье, и эта… акция — просто изъятие тиража.

— У нас свобода прессы, — Лесаж покачал головой. — Я все-таки склоняюсь к версии заговора. Такова уж специфика моей работы. Мадемуазель Жоли, для меня найдется столик? Все равно дожидаться полиции, так почему бы не совместить ожидание с ужином?

— Да, конечно, мсье инспектор. Прошу сюда…

…Полиция появилась как раз вовремя. Лесаж закончил ужин и перешел к кофе. Когда к столику приблизился усталый и бледноватый брюнет со значком полицейского инспектора на поясе, Жан как раз вынимал из кармана газету, чтобы за кофе пробежать взглядом вчерашние новости.

«Насколько горькой бывает ирония оксюморона, — Жан хмыкнул. — Вчерашние новости. Из одного ряда с адским холодом, красноречивым молчанием или этим любимым выражением полицейских — „свежий труп“. Абсурдное и грустное…»

— Мсье Лесаж? Добрый вечер, я инспектор Клеро. — Полицейский кивком указал на газету. — Это все, что осталось?

— Нет, одна из трех оставшихся, мсье Клеро, но эта была в автомате-маньяке.

— Где? — Полицейский удивленно поднял брови.

— В том, где разбито стекло.

— Где вы разбили стекло, — уточнил инспектор.

— Да, это так.

— Позвольте?

— Пожалуйста, — Лесаж протянул ему газету.

Полицейский повертел ее, не разворачивая, и бросил на столик.

— Та же история…

— Вы о чем?

— Сами посмотрите, — полицейский потер виски и поднял покрасневшие глаза на застывшую неподалеку официантку. — Коньяк, мадемуазель. Вы разрешите, мсье Лесаж?

— Присаживайтесь, инспектор.

Жан развернул газету на середине и пробежал глазами заголовки. Вроде бы ничего странного. Заглянул на последнюю страницу, вернулся к первому развороту, пролистал до конца, снова вернулся и, наконец, сложив, подвинул по столу полицейскому.

— Сдаюсь, инспектор. Что вы имели в виду?

Полицейский усмехнулся и подвинул газету обратно.

— Вот это, — он постучал согнутым указательным пальцем по тому месту, где должно было располагаться название газеты.

Именно должно было располагаться. «Ле Монд» крупно и в голографическом псевдообъеме. Оно там и было, Жан это помнил точно. Было! Во всяком случае, в тот момент, когда он доставал газету из автомата. Теперь же на месте переливчатого названия белело чистое газетное поле, а печатный текст начинался с даты. Лесаж поднял удивленный взгляд на полицейского. Тот, также молча, вынул из внутреннего кармана пиджака еще две сложенные газеты и бросил их поверх «обезличенной» «Ле Монд», так, чтобы Жан мог видеть пустующие места для заголовков.

— Что это значит, мсье инспектор? — выдавил Лесаж.

— Вы из сюртэ, вам виднее, — Клеро развел руками. — Может быть, это идиотская шутка полиграфистов, а может, в этом есть какой-то иной смысл… или умысел. Мое дело искать взломщиков, а разбираться с этим, — он снова постучал пальцем по белому полю, — не в моей компетенции.

— Я тоже, мсье Клеро, служу не в команде охотников за призраками.

— В любом случае, мсье Лесаж, будь это политическая провокация газетного лобби или попытка массового отравления читателей испарившейся краской, расхлебывать кашу вам. — Полицейский залпом выпил коньяк и поднялся. — Всего хорошего, старший инспектор. Мой номер есть в базе данных…

— Мой там же, — Лесаж вяло кивнул.

«Даже к утру домой не попасть, — мелькнула мысль. — Не надо было останавливаться. Проклятый клошар! Проклятый дождь. Чертова „газетная“ мода…»

* * *

Инспектор полиции Рене Клеро вымотался за день, как собака. Странная история с «обезглавленными» газетами и рекламными листовками взбудоражила всю полицию. С одной стороны, вроде бы ничего страшного не произошло. Ну, завалили город мусором, но не гнилыми же томатами. Да и газеты были не какие-нибудь, бульварные, а вполне пристойные. И рекламные листовки не содержали ничего провокационного. «Пейте такой-то йогурт», «покупайте такую-то технику», «пользуйтесь услугами такой-то фирмы»… Хорошая бумага, цветные картинки, на некоторых голограммы. Клеро покосился на ворох улик, лежащий на правом сиденье служебного «Ситроена». Обычная макулатура, а столько шума. Если не считать взлома автоматов, ничего противоправного. Однако окружной комиссар буйствовал, как зимний шторм в Ницце, каждые пять минут обзванивая участки и требуя результатов, а лейтенант участка, где служил Клеро, орал на подчиненных так громко и долго, что под вечер охрип. Работать в такой атмосфере было практически невозможно, но мнения инспектора никто не спрашивал. Едва он заканчивал протоколировать одно происшествие, как служебный «Алкатель» заходился уставной мелодией — что-то отдаленно похожее на Грига, только в стиле диковатых современных дансингов, — и Рене мчался на следующий вызов. Некогда было даже перекусить. Глотать на ходу хот-доги, как какой-нибудь американец, Клеро не умел, а потому весь день обходился случайными чашечками кофе с парой круассанов да содержимым карманной фляжки — выдержанным коньяком. Но жаловаться инспектор не привык. Да и некому было пожаловаться. Остальные ребята трудились в точно таком же режиме. И не только на участке Клеро. Казалось, все парижские нищие сошли с ума и затеяли какую-то бессмысленную «вшивую революцию».