Дожить до вчера. Рейд «попаданцев» - [111]

После марша его солдаты то горбатились на переправах, помогая тем немногим саперам, что сумели прорваться через заторы, то стояли в охранении — командование отчего-то опасалось новых атак, хотя любому здравомыслящему офицеру, пусть даже и необремененному учебой в Академии Генерального штаба, было понятно, что русские сделали все, что от них требовалось, — шоссе было заблокировано надолго.

Сегодня же с утра все двести человек личного состава погрузили в разномастные машины, собранные, скорее всего, по принципу «мелочь к мелочи»,[94] добавили два расчета легких пехотных пушек — эти, слава богу, прибыли на своих машинах. Затем отряд, который Беккельн называл про себя не иначе как «цирком», отправили сюда в качестве средства усиления для двух рот полицейских. По прибытии оказалось, что кроме полицейских здесь присутствует моторизованный охранный взвод армейского подчинения, который прислали в эти края аж из Жодино, располагавшегося пятьюдесятью километрами южнее, и группа фельджандармерии в составе восьми человек, командированная надзирать за «цирковыми гастролями» прямо из штаба группы армий. Командир полицейских был в том же, что и Беккельн, звании, а лейтенант из «цепных» напирал на особые полномочия, обусловленные особым статусом фельджандармерии, так что о едином командовании речь даже не шла. Тем более что никому из присутствовавших офицеров их собственное начальство никаких точных указаний не дало. Зачем тут пушки, гауптман, например, узнал всего лишь полчаса назад, когда наконец пришла радиограмма из штаба, в которой было сказано, что авиаразведка все-таки подтвердила наличие сил противника в трех поселках на восточном берегу озера, а также о том, что есть вероятность наличия у этого самого противника бронетехники. О точных силах русских информации, конечно, не было, но опыт есть опыт, и, немного подумав, гауптман пришел к выводу, что раз уж здесь собрали силы, приблизительно (очень и очень приблизительно, господа!) равные пехотному батальону, то русских примерно столько же.

Зачем кому-то пришло в голову тащить в эти болота бронеавтомобили, а тем более танки, Беккельн понять не мог. Точнее — не понимал. Размеренное движение по разбитым дорогам оставляло массу времени для размышлений, и чуть позже он пришел к выводу, что никто ничего никуда не тащил, а перед ними — остатки разбитых русских частей. Причем, как подсказывал ему собственный опыт, частей далеко не худших, раз они ухитрились не бросить тяжелую технику, отступая по здешним чащобам. Однако бронетехникой штабные вполне могут обозвать какой-нибудь бронеавтомобиль, которых у русских хватало. Даром, что ли, стоят они брошенные по обочинам дорог? Впрочем, русских он в целом, как нацию, понимал плохо. В каких-то случаях убегают, забыв уничтожить совершенно секретные документы, в других, как здесь, тащат многотонные машины через леса и болота. То сдаются толпами, то ходят в самоубийственные атаки, а то и вообще сами себя взрывают гранатами. Сплошная дикость и полное отсутствие логики! А приятель Беккельна, знакомый ему еще по довоенной службе в Мюнстере, недавно рассказал историю, как их послали на заготовки где-то западнее Минска и на их команду вышли два русских окруженца. Безоружные, в изношенной форме. Ну и знакомец решил развлечь своих солдат. Они попрятались в домах, а затем вместе с «добровольными помощниками» из местных жителей окружили русских и предложили им сдаться. «Представляешь, Георг, те два Ивана подняли руки, а потом набросились на моих солдат?! — с искренним изумлением рассказывал приятель. — Вдвоем на взвод! Одного, правда, быстро застрелили, а вот второй оказался шустрее и даже добежал до кустов. Но мои парни не сплоховали и послали ему вдогон с пяток гранат. Впрочем, этот шустрик ухитрился-таки зашибить насмерть двоих местных полицейских и одного моего, а уж синяков сколько они понаставили…» Беккельн тогда одобрительно покивал, но уже несколько раз, вспоминая этот рассказ, снова и снова приходил к неутешительному выводу, что трое убитых, несколько раненых и пять гранат — это слишком большая цена за двух отставших от своей части солдат. Тут он понял, что слишком увлекся воспоминаниями:

— Выдвигаемся!

Водитель включил передачу, и тупоносый грузовичок, трофей Французской кампании, рыкнул мотором и покатился по лесной дороге. Засад пока не опасались — разведку, памятуя о недавнем разгроме полицейского батальона, выслали загодя. Да и вдоль всего пути движения расставили посты. К тому же на этот раз наступать решили не напрямую, извилистой лесной дорогой, тем более что, как показала разведка, ни одного моста на ней не имелось, а через соседнюю деревню, от которой к месту вероятного нахождения противника вела, как сказали местные жители, «хорошая дорога», проложенная по гати. Опять же, если судить по карте, там по крайней мере подходы нормально просматриваются — о судьбе полицейского подразделения, недавно почти поголовно погибшего во время устроенной русскими засады, Беккельн был уже наслышан.

Артиллеристы по карте заранее наметили себе места, подходящие для развертывания пушек, а с серьезной огневой поддержкой воевать значительно веселее.