Дождь Забвения - [13]

– Значит, в принципе могла споткнуться и выпасть, если бы уж очень не повезло. Но она бы ни за что не выпала, просто опершись на перила.

– Что и опровергает версию о случайном падении, – заключил хозяин дома. – Подумайте теперь над тем, что ее столкнули.

– Или она выпрыгнула сама, – заметил Флойд, громко захлопнув блокнот. – Пожалуй, здесь мы закончили. Вы же оставите пока эту квартиру нетронутой?

– Конечно, до окончательного результата расследования, – заверил Бланшар.

Флойд хлопнул Кюстина по спине:

– Давай поговорим с жильцами, может, они расскажут что-нибудь полезное.

Кюстин поднял жестяную коробку, которую Флойд оставил рядом с приемником.

– Скажите, когда Сьюзен погибла, дверь в квартиру была не заперта? – спросил Кюстин у старика.

– Да, открыта.

– Значит, девушку и в самом деле могли убить.

– Или она оставила дверь незапертой, потому что захотела оставить ее незапертой, – заметил Флойд. – Это ничего не доказывает. А входная дверь?

– Была заперта. Но там замок защелкивается. Уходя, убийца мог просто захлопнуть ее. Ключа не нужно.

– В комнате пропало что-нибудь?

– Если бы я заметил, сказал бы.

Кюстин постучал по коробке:

– Может, они искали это, а оно уже было у месье Бланшара.

– Что-нибудь из содержимого выглядит сто́ящим убийства? – спросил Флойд.

– Нет. Но когда я работал на Набережной, видел, как убивали за буханку хлеба.

– Я позвоню завтра, если мы обнаружим что-нибудь стоящее внимания. Если не обнаружим – позвоню, когда наметится хоть какой-то прогресс.

– Я хотел бы общаться с вами каждый день, вне зависимости от того, найдете вы что-нибудь или нет.

– Как вам угодно. – Флойд пожал плечами.

– Звоните мне вечером. В конце каждой недели я буду ждать машинописный отчет с перечнем расходов.

– Вижу, вы серьезно взялись за дело.

– Здесь произошло страшное преступление, – сказал Бланшар. – Я это чувствую. Мадемуазель Уайт жила одиноко, вдали от дома и чего-то боялась. Кто-то пришел и убил ее. Это нехорошо. Неправильно.

– Я понимаю, – поддакнул Флойд.

Когда подошли к двери, старик встрепенулся:

– Да, кое-что забыл упомянуть. Может, оно и не важно. В комнате мадемуазель Уайт была электрическая пишущая машинка. – Бланшар положил руку на деревянный футляр, стоящий на кривоногом столике. – Немецкая, кажется, фирмы «Хаймсоф унд Райнке». Очень тяжелая. Ее доставили сюда в этом ящике.

– Странновато для туристического багажа, – заметил Флойд.

– Я поинтересовался, и она ответила, что должна практиковаться в слепом печатании, иначе потеряет скорость к возвращению домой.

– Вы правильно сделали, что сказали мне. Наверное, это в самом деле не важно, но кто знает? Даже сущие на первый взгляд мелочи помогают иногда.

– Может, нам взглянуть на эту машинку? – осведомился Кюстин.

– В том-то и дело, что взглянуть нельзя. Ее больше нет. Машинку нашли разбившейся вдребезги рядом с мадемуазель Уайт.

Глава 4

– Привет, Верити, – сказал бывший муж. – Ты уж извини за визит, но наши общие друзья начали сомневаться, жива ли ты.

Питер Ожье был загорелым и мускулистым, словно только что вернулся из долгого приятного отпуска, а не из утомительной дипломатической поездки по Федерации Полисов. Носил он очень дорогой оливково-зеленый костюм, к нему красный шелковый шейный платок и со вкусом исполненный золотой нагрудный значок Дипломатического корпуса. Внимательные глаза Питера сверкали, будто ограненные изумруды. Казалось, в них застыло легкое удивление и насмешка надо всем и всеми вокруг.

– Конечно я жива, – раздраженно ответила Ожье. – Но знаешь, это называется домашним арестом. Трудновато социализироваться.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Почему не отвечаешь на звонки и письма? – Питер указал на кучу цилиндров в приемном лотке пневматической почты.

– Я пытаюсь собраться с мыслями.

– Нельзя и дальше оставаться в подобном состоянии. Там, куда тебя призовут, надо быть сильной, а не хнычущей развалиной. Я слышал, что предварительные слушания будут уже сегодня, до полудня.

– Ты не ослышался.

– Что-то ты слишком уж легко к этому относишься.

– Так это попросту формальность, возможность сторонам посмотреть друг на друга. Боюсь я дисциплинарного трибунала.

Питер сел, заложив ногу за ногу. Секунду с удовольствием глядел в обзорное окно на Землю и наложенный на ее белый сверкающий диск ближайший район Заросли.

– Они поменяли планы, – сказал Питер. – Тебе следует приготовиться к неприятным сюрпризам и ни в коем случае не расслабляться на предварительном слушании. Они любят подбрасывать неожиданное, в особенности когда имеют дела с людьми вроде тебя.

– Вроде меня?

– С теми, кто не очень старается угодить начальству. И это мягко говоря. Я слышал, в прошлом году ты даже умудрилась разозлить Калискана. Что требует, надо сказать, определенных усилий.

– Я всего лишь не согласилась поставить его имя под статьей. Он и пальцем ради нее не пошевельнул. Если так уж разозлился, пусть бы писал заявление в трибунал.

– Калискан платит тебе жалованье.

– Что не освобождает его от обязанности работать, если уж хочет соавторствовать в научной статье.

Ожье села спиной к окну, так что между нею и Питером оказался столик из грубо обтесанной древесины с кривобокой черной вазой. Из вазы торчала дюжина увядших цветов.