Дождь идет - [12]

Я чуть не прыснул со смеху при мысли, что кто-нибудь мог называть тетю Валери "крестненькой".

— Все крестненькая да крестненькая… "Позвольте мне представить вам молодого человека, который… он такой приличный, такой серьезный… Я не переживу, если вы не дадите своего согласия…" Вот чего, мосье Ливе, я не решилась изложить вам в своем письме…

Так вот что мосье Ливе держал на коленях, вот что представляли листки с черной каймой, исписанные мелким почерком и исчерченные, будто ученическая тетрадь, красными чернилами.

— Юридически… — начал было он. Но тетя еще не кончила.

— Он торговал домашней птицей… Я подумала: пусть живет, хоть будет мужчина в доме… Не то чтоб я боялась, я не из пугливых… Но в деревне всегда нужен мужчина в доме, особенно с этими Буэнами и их вечными штучками… Они поженились… Я за все заплатила… А после свадьбы они заявили, что будут жить отдельно, в домике возле церкви, который втихомолку, за моей спиной, сняли…

Мадемуазель Фольен в растерянности вращала глазами. Даю голову на отсечение, что ей потом пришлось распустить сметанную пройму.

— Вы дали крестнице дом в приданое?

— Дала, собственно, не отдавая… Только чтобы он не достался прощелыгам Буэнам…

— Но вы составили документ у нотариуса. У меня тут копия…

— Так или иначе, у нее не было ни гроша за душой, и порешили на том, что супруги будут жить со мной и содержать меня до самой смерти… Как бы не так!.. Ясно, мне же пришлось бы выкладывать денежки…

Этот лентяй Трике принялся меня всюду поносить, что-де старуха такая, старуха сякая, что я, того и гляди, подохну и тогда он сможет продать дом — хибару, как он выражался, — и оплатить все свои долги… А она, поганка, даже перестала со мной здороваться, когда мы встречались на паперти после обедни… И то сказать, скоро она и вовсе перестала ходить в церковь.

— Тем не менее дом принадлежит им; по документам вам предоставлено лишь право пользования…

— Ах, вы так полагаете?.. Нет, мосье Ливе… Если вы не способны ничего сделать, я обращусь к другому поверенному… Десять раз буду судиться, если нужно… Продам все до последней рубашки, но эти проходимцы грошом не попользуются!.. Слышите?.. А если я вам скажу, что они уже заложили дом и привели людей его осматривать, улучив время, когда я пошла к вечерне?.. У них остался второй ключ… Они рылись в моих вещах… Я с ними больше не разговариваю, но они мне пишут. И заявляют, что, раз часть помещения была предоставлена им в личное пользование, они вольны эту часть сдать, а такой старухе, как мне, за глаза достаточно и двух комнат. Назло мне они затевают всякие ремонты… Присылают каменщика снять черепицу с крыши или вынуть раму; или плотника, который уносит дверь, якобы чтобы ее подновить. "Мы ей такие сквозняки устроим, что она живо окочурится", — грозился Трике в трактире.

— Трудность, — снова начал мосье Ливе, — заключается в том, что вы нотариально все оформили и если не сумеете доказать…

— Я докажу, что они люди без стыда и совести, что им место в тюрьме, что…

Я прильнул к оконному стеклу. Какое-то движение на рынке. Возле главного входа остановился наклейщик и прилепил к стеклу большой белый лист. Издалека я сумел разобрать только жирную черную цифру: 20000. И был почти уверен, что следующее слово: "франков".

Тетя Валери ничего не заметила. Скрестив на животе руки, она тяжело переводила дух, не давая, однако, мосье Ливе времени заговорить. Жестом она показала ему, что еще не кончила.

Не знаю почему, я встал и потихоньку спустился вниз. Наверху было тепло и сумрачно. И, как всегда по пятницам, пахло тканью. Внизу матушка, стоя у двери, разговаривала с покупательницей, и обе глядели в сторону объявления, где начинал собираться народ.

— Ты простудишься, Жером!.. Надень пальто…

Но я уже пробирался между рыночными прилавками, и дождь охлаждал мою разгоряченную голову. Я машинально обернулся. Увидел тетину юбку и ее будто забинтованные ступни. Такой вид придавали им войлочные туфли, которые тетя надрезала сверху, так как у нее отекали ноги. А рядом с ней следила за мной взглядом мадемуазель Фольен с лицом китаянки.

НАГРАДА В 20000 ФРАНКОВ БУДЕТ ВЫДАНА ЛЮБОМУ ЛИЦУ, ПОКАЗАНИЯ КОТОРОГО ПОМОГУТ НАЙТИ ВИНОВНИКА ПОКУШЕНИЯ НА ПЛОЩАДИ ЭТУАЛЬ.

На пальцах женщин налипла рыбья чешуя. Торговка сыром с округлыми розовыми руками стояла почти рядом со мной, и я заметил также печальное лицо мадам Рамбюр.

Не знаю почему, мне вдруг захотелось плакать. Люди молчали. На них словно столбняк нашел. Во мне росла необъяснимая тревога, меня охватывал страх. Хорошо знакомая площадь перестала быть чем-то своим, надежным. Однако матушка стояла на пороге лавки в накрахмаленном фартуке, с тяжелой копной льняных волос. Альбера не видать было в окне. Перед кафе Костара жестикулировали мужчины.

Было темно, как в четыре пополудни, хотя часы над моей головой показывали всего без десяти десять. Дождь наносил на все штриховку.

Я не двигался с места. Чувствовал, как багровеют уши, боялся, что простужусь, и все-таки не мог уйти. Я глядел на объявление. Глядел на все вокруг и ничего не видел. Мне представлялось, что с минуты на минуту площадь наводнят конные жандармы, и люди в картузах бросятся перерезать сухожилия лошадям…