Дождь для Джона Рейна - [11]

Из того, что говорил Тацу, я понял, что безжалостный технический прогресс вынудит меня вернуться к кочевому существованию, как было между Вьетнамом и возвращением в Японию, когда я шатался по свету, дрейфуя от одного наемного эпизода к другому. В этой мысли не было ничего приятного. Я расплатился за Чокнутого Джимми, и мне бы не хотелось повторения того опыта.

— Система не так совершенна, — продолжал Тацу. — Например, множество прорех в покрытии и, как я уже сказал, слишком много ложных снимков. Впрочем, со временем мы научились определять некоторые общие черты в твоих передвижениях. Высокая частота появлений в Миякодзиме, например. После оставалось проверить записи новых резидентов в региональных регистрационных офисах, отсортировать неподходящих кандидатов и обнаружить твой адрес. В конце концов мы вышли на тебя достаточно точно, чтобы я мог поехать в Осаку и выследить тебя сегодня вечером.

— Почему ты не пришел прямо ко мне домой?

Тацу улыбнулся:

— Там, где живешь, ты более всего уязвим, потому что дом — самое удобное место для засады. А мне бы не хотелось устраивать сюрприз такому человеку, как ты, там, где он чувствует себя уязвимым. Гораздо безопаснее, подумал я, приблизиться к тебе на нейтральной территории, где ты смог бы даже видеть, как я подхожу, верно?

Я кивнул, признавая его правоту. Если ты вероятная цель похитителей или убийц, если на тебя готовится засада, плохие парни смогут добраться до тебя только там, где, по их сведениям, ты обязательно будешь находиться. Скорее всего рядом с домом или там, где работаешь. Или в каком-нибудь месте, где ты наверняка появишься, — как, скажем, единственный мост, соединяющий твой дом и офис, что-то типа того. Слабое место — то, где ты наиболее чувствителен к опасности.

— Итак? — спросил Тацу, слегка подняв брови. — Ты видел меня?

— Конечно. — Я пожал плечами.

Он снова улыбнулся:

— Я знал, что увидишь.

— Но ты мог позвонить.

— Услышав мой голос, ты бы снова исчез.

— Возможно.

— В целом, думаю, мой подход оправдал себя.

— То, что ты рассказывал… — промолвил я, — там многие могли быть замешаны. Люди из твоей организации, кое-кто из ЦРУ…

Он мог бы что-нибудь добавить, имея в виду, что в недостаточном внимании к вопросам безопасности в любом случае виноват я, потому что не связался с ним, как обещал. Однако это не соответствовало бы стилю Тацу. У него свой интерес, у меня — свой, и он не стал бы винить меня в исчезновении, как я не виню его в слежке за мной.

— Твое имя нигде не упоминалось, — сказал он. — Только фотография. А техники, натасканные на проверку всех похожих изображений, которые выплевывает система, понятия не имеют о сути моего интереса. Для них ты один из множества преступников, которых ищет муниципальная полиция. Я принял еще кое-какие меры предосторожности, например, сегодня вечером пришел один и никого не проинформировал о своих передвижениях.

Опрометчивое признание. Если это правда, я мог бы решить довольно много проблем, убрав всего одного человека. Тацу снова показывал, что верит мне и что я могу верить ему.

— Ты сильно рискуешь. — Я пристально посмотрел на него.

— Как всегда, — ответил Тацу, возвращая взгляд.

Повисла длинная пауза. Потом я сказал:

— Никаких женщин. Никаких детей. Это должен быть мужчина.

— Это мужчина.

— Ты не должен никого впутывать в дело. Ты работаешь со мной. Исключительно.

— Да.

— И объект должен быть главной персоной. Его устранение не может стать сигналом для кого бы то ни было. Цель должна быть конкретной.

— Так и будет.

Выдвинув свои три главных правила, я мог приступить к ознакомлению с последствиями их нарушения.

— Знаешь, Тацу, кроме профессиональных причин — боя или договора, — существует всего один повод, способный вынудить меня на убийство.

— Предательство, — проговорил он, чтобы показать, что прекрасно меня понимает.

— Точно.

— Предательство не в моей природе.

Я рассмеялся, потому что впервые услышал, чтобы Тацу говорил что-то наивное.

— Оно у каждого в природе, — сказал я ему.

Мы договорились о системе надежной связи, включая простые коды и доступ к засекреченной электронной доске объявлений, которую я продолжал содержать для особо важных контактов. Я сказал, что свяжусь с ним позже, хотя и сомневался, что это на самом деле понадобится. Тацу из независимых источников узнает о происшествии с якудза и поймет, что к чему. Кроме того, чем меньше контактов с Тацу, тем лучше. Конечно, у него есть авторитет. История. Он даже вызывает симпатию. Но очень трудно поверить, что совпадение наших интересов может быть долгим, и в результате такое совпадение, или его отсутствие, останется единственным, что имеет значение. В определенном смысле грустная мысль. В моей жизни не так много людей и не так много вещей, которые оказывались бы нормальными. До меня дошло, что в каком-то смысле я получил удовольствие от этой последней встречи с моим старым другом и судьбой.

Грустно, конечно. Встреча заставила меня признать то, о чем я не хотел думать. Придется покинуть Японию. Я готовил себя к подобным обстоятельствам, и осознание того, что время близится, действовало отрезвляюще. Если Тацу знал, где меня найти, и поверил, что я вновь ввязываюсь в игру, которая противоречит правилам дела всей его жизни — борьбы с коррупцией в Японии, — то подцепить меня ему было несложно. Напротив, если бы я согласился играть по правилам Тацу, ему было бы слишком просто периодически наведываться и просить об «одолжениях». Так или этак, он бы все время гонялся за мной, а мне уже приходилось жить такой жизнью. И не хотел, чтобы это повторилось.