«Доверяйся своим парусам…» - [3]

     И еще: как вспоминал потом другой известный советский астрофизик, Юрий Парийский, знавший Шварцмана намного лучше меня, "первое, что меня поразило — поиск им аналога мечты Альберта Эйнштейна о работе на маяке. Уже в первый день он напомнил мне о ней и сказал, что он мечтает о таком варианте, что спокойная жизнь вдали от Москвы, на Башне, позволит реализовать себя... "

     Да, так, наверно, проще и романтичнее было объяснить поступок Шварцмана, променявшего активную научную жизнь столицы на тихую лишь по видимости (какие страсти кипят на самом деле в небольших коллективах, оторванных от "Большой земли"!) жизнь на вершине горы, рядом с шестиметровым телескопом…

     Но вот что писал в своих воспоминаниях о Шварцмане Борис Валентинович Комберг, работавший в отделе Зельдовича в те годы:

     "После успешной защиты диссертации перед ним остро встал вопрос о трудоустройстве. Дело осложнялось отсутствием московской прописки. Чтобы остаться в Москве, надо было потратить очень много усилий, прося о ходатайстве Якова Борисовича и проявляя в этом деле не просто настойчивость, а упорство, граничащее с нахальством (это было ясно на примере других сотрудников отдела). Викторий пойти на это не мог — не любил одалживаться. Кончилось тем, что заместитель директора САО в то время Ю. Парийский, который собирался наблюдать на строящемся РАТАНе флуктуации реликта (реликтового микроволнового излучения Вселенной – П.А.), попросил Якова Борисовича "выделить" теоретика для анализа этой проблемы. Это место было предложено Шварцману. А окончательно уговорил Виктория уехать в САО Витя Дубрович, который к этому времени там уже работал".

     Мы-то, сидя на горе в Азербайджане, полагали, что для академика Зельдовича не составит проблемы устроить на работу в Москве выдающегося астрофизика, одного из лучших теоретиков того времени. То, что главная причина отъезда Шварцмана в САО крылась всего лишь в том, что у Виктория не было московской прописки, нам и в голову не приходило. Оказалось, что никто из маститых академических деятелей, прекрасно знавших Шварцмана-ученого, не смог или не захотел ему помочь в решении чисто бытовой проблемы. Никто не помог, а сам Викторий был победителем в науке, но не в бытовых войнах.

     Изменилась бы его судьба, останься Шварцман в столице? Возможно. Или даже наверняка. Но история, как говорят, не знает сослагательного наклонения. Не только история народов, но и биографии отдельных людей. Что было, то было.

     * * *

6.10.72 г. О разнице между наукой и религией в области естествознания:

религия предлагает законченную картину мира,

наука никогда не дает конечного решения (путь познания — дорога без финиша).

Выбор эквивалентен выбору способов существования (устойчивости): встать на бесконечный путь науки (т.е. превратить это в деятельность), или же, приняв некую законченную картину физической Вселенной, посвятить себя другим проблемами мира.

     В.Ф.Шварцман, из дневника.

     Говорят, что имя определяет суть человека и его судьбу. Викторий по природе своей должен был быть победителем, он не мог не быть первым, и всякий раз, когда ему не удавалось быть первым – в науке или даже в быту, – это обстоятельство сказывалось на его настроении, на его характере и, в результате, на его судьбе.

     Викторий Шварцман был, безусловно, первым из тех, кто в шестидесятых годах занялся теоретическим исследованием проблемой поиска нейтронных звезд в Галактике. До него астрофизики могли только предполагать, что такие звезды существуют, но были уверены, что обнаружить их, увидеть в телескоп никогда не удастся – ведь нейтронные звезды, особенно старые, остывшие и холодные излучают слишком мало, чтобы разглядеть их даже с близкого расстояния. Викторий был первым, кто сказал: нейтронную звезду можно увидеть, если наблюдать, как она захватывает газ из межзвездного пространства.

     Правда, он же показал и другое: увидеть, в принципе, можно, но это излучение все же настолько незначительно, что наблюдать аккрецирующую нейтронную звезду удастся лишь в том случае, если уж очень повезет – звезда будет двигаться не очень быстро, а еще лучше, если окажется в плотном межзвездном облаке, где много газа.

     Представьте теперь настроение ученого, потратившего лучшие годы жизни на доказательство того, что предложенная им идея (в принципе, как показало время, очень перспективная!) никак не поможет обнаружить нейтронные звезды. Конечно, отрицательный результат в науке – тоже результат, но этими словами обычно утешают неудачников, а Шварцман неудачником не был, не мог быть по определению, по своему мироощущению.

     И тогда он занялся поиском черных дыр. От сложной задачи перешел к решению еще более сложной. Ведь если нейтронные звезды хоть что-то излучают, то черные дыры ничего не излучают в принципе. Есть только два способа обнаружить, что в каком-то районе пространства находится черная дыра. Первый – по влиянию ее поля тяжести на движение соседних объектов: звезд, звездных скоплений, а может, даже целых галактик, все зависит от того, какова масса черной дыры. Второй способ – тот, какой был предложен Шварцманом для обнаружения нейтронных звезд: аккреция.