Доверенное лицо - [46]

Он ввел Д. в гостиную. На конторке стоял большой электрокофейник и тарелки с пирожными. Мисс Карпентер помахала ему из-за облака пара. На ней был все тот же синий джемпер с болтающимися вязаными шариками.

— Бона нуче, — крикнула она ему. — Бона нуче.

С десяток лиц повернулось в его сторону — ему показалось, что перед ним иллюстрация в детской энциклопедии, на которой нарисованы представители всех человеческих рас. В комнате было много восточных людей, почти все — в очках. Мистер К. стоял с пирожным в руке, но не ел.

— Я должен представить вас нашему ученику из Сиама, — сказал доктор Беллоуз и потянул Д. в дальний угол. — Хи эс мистер Д. Доктор Ли.

Доктор Ли с непроницаемым выражением лица посмотрел на него сквозь толстые стекла очков.

— Бона нуче.

— Бона нуче, — сказал Д.

То здесь, то там среди кожаных креслиц и по углам комнаты вспыхивал разговор и тут же угасал за отсутствием топлива. Мисс Карпентер разливала кофе, а мистер К. все еще стоял, уставившись на пирожное. Доктор Беллоуз бродил взад и вперед, бесцельно, как влюбленный. Гладкие седые волосы, безвольное, благородное лицо.

Д. сказал:

— Идеалист.

— Куа?

— Боюсь, — сказал Д., — что я не очень бойко говорю на энтернационо. Я новичок.

— Куа? — сурово переспросил доктор Ли. Он пристально смотрел на Д. из-за толстых стекол очков, похожих на иллюминаторы, словно уличая его в невоспитанности. Мистер К. начал пробираться потихоньку к выходу, по-прежнему держа в руке пирожное.

Доктор Ли сказал резко:

— Парла энтернационо.

— Парла англис.

— Нет, — сказал доктор Ли уверенно и сердито. — Но парла.

— Простите, — сказал Д. — Ун моменто.

Он быстро пересек комнату и взял мистера К. под руку.

— Нам нужно еще побыть здесь. Если мы уйдем, это покажется гостям странным.

Мистер К. сказал:

— Пустите меня. Умоляю вас. Я ничего не знаю. Я чувствую себя совершенно больным.

Снова появился доктор Беллоуз.

— Как вы поговорили с доктором Ли? Он очень влиятельный человек. Профессор Чулаланкаранского университета. Это вселяет в меня большие надежды на будущее Сиама.

— К сожалению, с ним трудновато говорить, — сказал Д. — Он, кажется, не знает английского. — Он продолжал держать мистера К. под руку.

— О! — сказал доктор Беллоуз. — Он отлично говорит по-английски. Но он считает, и, конечно, вполне справедливо, что единственная цель изучения энтернационо — это говорить на нем. Как и многие жители Востока, он несколько… упрям.

Все трое взглянули на доктора Ли, молча стоявшего с полузакрытыми глазами. Доктор Беллоуз подошел к нему, и они начали о чем-то серьезно беседовать на энтернационо. В комнате воцарилась благоговейная тишина. Послушать, как рассуждает на энтернационо сам его изобретатель, — не частое удовольствие. Он напоминал конькобежца — так ловко он скользил среди падежей.

Мистер К. быстро проговорил:

— Я больше не могу. Что вам от меня надо?

— Немного справедливости, — мягко сказал Д. Он совершенно не чувствовал жалости. Вся эта странная обстановка — кофе и домашние пирожные среди конторской мебели, поблекшие женщины в старомодных вечерних платьях, по году не вынимавшихся из шкафа, азиаты с внимательным, деловым выражением глаз за стеклами очков — в этом призрачном окружении мистер К. уже не воспринимался как живое существо из плоти и крови, которое способно чувствовать боль и вызывать сочувствие.

Доктор Беллоуз снова вернулся. Он сказал:

— Доктор Ли просил меня передать, что он будет рад встретиться с вами в другой раз, когда вы лучше изучите энтернационо. — Он смущенно улыбнулся. — Такой упорный характер. Я не встречал ничего подобного даже среди сынов Израиля.

— Мы с мистером К., — сказал Д., — очень сожалеем, но нам пора идти.

— Так рано… А я так хотел представить вас одной румынской леди. Вон той, что беседует с доктором Ли. — Он улыбнулся им через всю комнату, как будто они были юной парой, чей робкий роман он опекал и поощрял. — Вот! Вот это именно то, к чему я стремлюсь — общение вместо непонимания, ссор…

Да, теперь уж вряд ли, — подумал Д., — между Румынией и Сиамом когда-нибудь возникнет серьезный конфликт… Доктор Беллоуз снова устремился в гущу толпы, завязывая новые узы дружбы между самыми несхожими странами, а мисс Карпентер по-прежнему стояла у электрокофейника и все улыбалась, улыбалась… Д. сказал:

— Пора идти.

— Я не пойду! Я собираюсь проводить мисс Карпентер домой.

Д. сказал:

— Что ж, и мне не к спеху.

Он подошел к окну и посмотрел вниз. Автобусы, похожие на гигантских жуков, ползли по Оксфорд-стрит. На электротабло на крыше стоящего напротив дома бежали буквы, сообщая чепуховые новости: «Счет 2:1…» Далеко внизу крошечные фигурки полицейских цепочкой шли по тротуару в сторону Мальборо-стрит. Что еще сообщат? Буквы погасли, но тут же снова замелькали: «Новое наступление… 5000 беженцев… Четыре воздушных налета…» Он словно услышал голос своей страны: «Что ты здесь делаешь? Почему теряешь время? Когда же ты вернешься?»

Он почувствовал тоску по дому, по поднятой взрывом пыли, по гулу моторов в небе. Нужно за что-то любить свою родину, даже если приходится любить ее за боль и жестокость. Пришел ли Л. к соглашению с Бендичем? Для него самого надежды на сделку потеряны окончательно, — в этой респектабельной стране никакие доверенности не помогут человеку, которого разыскивает полиция по подозрению в убийстве. Он вспомнил девочку, представил, как она кричит у окна и царапает ногтями краску на подоконнике, увидел, как летит она сквозь туман и лежит с переломанными костями на тротуаре. Она — одна из тысяч. Смерть как будто даровала ей гражданство его родины. Да, он человек из царства смерти — он любит мертвых и умирающих больше, чем живых. Например, этот доктор Беллоуз и мисс Карпентер, оторвавшиеся от реальности мотыльки, упивающиеся безопасностью своего бытия, — наверное, только мертвых он смог бы принять их всерьез.