Достойный юноша - [10]

Тук-тук, управляемый тинейджером с набриолинеными волосами, которые черными остриями спадают ему на глаза, — явная помеха вождению — везет их мимо аэропорта. В Гургаоне окружающая география встает на свое место. Если раньше Ясбира подташнивало от лихого вождения и Дипендриного одеколона, то теперь проблема куда серьезнее. Через пять минут колеса тук-тука скрипят по аккуратно разровненному гравию перед входом в поло-энд-кантри-клуб «Харьяна».

— Что мы здесь делаем? Если Шулка узнает, что я ходил на шаади в то же самое время, как и на свидание с ней, все кончено.

— Мне нужен свидетель.

Помоги мне, Рам Тарун Дас, — взывает Ясбир, но не слышит в своем черепе всплеска серебряной музыки, возвещающего о пришествии Наставника в изяществе, манерах и джентльменстве. Два огромных сикха, стоящие у двери, кивают, пропуская их внутрь.

Кишор, прислонившийся к стойке бара под обычным своим углом, скучает, изучая территорию. Дипендра прорезает толпу достойных юношей, как бог, идущий на войну. Все головы поворачиваются, все разговоры стихают.

— Ты… ты… ты. — От ярости Дипендра даже начал заикаться, его щеки дрожат. — Гнусный вор шаади!

Весь клубный бар болезненно морщится от звонкой пощечины, отвешенной Кишору. Затем на Дипендру опускаются две руки, по одной на каждое плечо. Великаны-сикхи разворачивают его, заламывают ему руки и уводят, исходящего пеной и яростью, от бара поло-энд-кантри-клуба «Харьяна».

— Ты, ты чутья! — бросает Дипендра своему врагу. — Я все с тебя вытащу, каждую последнюю пайсу, помоги мне Господь. Я получу удовлетворение!

Ясбир, сжимаясь от смущения, поспешает за ругающимся, брыкающимся Дипендрой.

— Я здесь только как свидетель, — говорит он сикхам в ответ на их сумрачные взгляды.

Доли секунды они держат Дипендру в вертикальном положении, чтобы сфотографировать его лицо и навеки закрыть ему доступ в шаади-агентство «Прелестные девушки бегумы Реззак». Затем они швыряют его через капот «Ли-фань G8» на подъездную дорожку. Несколько секунд он лежит до ужаса неподвижно, но потом гордо поднимается, отряхивает с себя пыль и приводит в порядок одежду.

— Насчет всего этого я встречусь с ним у реки! — кричит Дипендра бесстрастным сикхам. — У реки.

Ясбир уже на улице, пытается выяснить, уехал тук-тук или нет.

Солнце пылающей медной миской катится вдоль ярко-синего края вселенной, в рассветной дымке мерцают огоньки. Около реки в любое время дня и ночи есть люди. Тощие, как соломинки мужчины толкают свои тележки по засыпанному мусором песку, время от времени склевывая что-то с него, как большие уродливые птицы. Двое мальчиков развели костерок на маленькой площадке, обложенной камнями. Вдали проходит вереница женщин, несущих на головах большие тюки. На берегу почти пересохшей Джамны старый брамин освящает себя, возливая воду на свою голову. Несмотря на раннюю жару, Ясбир зябко ежится, он знает, что сбрасывают в эту реку. В воздухе стоит вонь сточных вод, смешанная с древесным дымом.

— Птицы, — говорит Суджай, оглядываясь вокруг с простодушным изумлением. — Я ведь и правда слышу пение птиц. Так вот как выглядит утро. Объясни мне еще раз, что мы здесь делаем?

— Ты здесь затем, чтобы я не был один.

— Хорошо, но что здесь делаешь ты?

Дипендра сидит на корточках возле спортивного рюкзачка, плотно обхватив себя руками. На нем сверкающая белая рубашка, брюки со стрелками и очень хорошие полуботинки. Он буркнул приветствия Ясбиру и Суджаю, а больше не издал ни звука. Он все время что-то высматривает. Набрав горсть песка, пропускает его сквозь пальцы. Ясбир бы и этого не советовал.

— Сейчас мне полагалось бы сидеть спокойно дома и кодировать, — говорит Суджай. — Ну вот, сейчас посмотрим.

По грязной, усеянной сором траве шествует Кишор. Даже когда он не более чем удаленное, с иголочки одетое пятнышко, нет сомнения в его кипящей ярости. В неподвижном утреннем воздухе разносятся его воинственные крики.

— Я сшибу твою репу в реку! — кричит он Дипендре, все еще сидящему на корточках.

— Я здесь только как свидетель, — торопливо говорит Ясбир.

Ему нужно, чтобы этому поверили. Кишор должен забыть, а Дипендра не должен знать, что он был свидетелем и той опасной шутки, отпущенной Кишором в Туглуке.

Дипендра поднимает глаза:

— Иначе ты просто не мог, верно? Ты бы скорее умер, чем позволил бы мне иметь что-то такое, чего нет у тебя.

— Послушай, я спустил тебе тогда в поло-клубе. Тогда я мог бы тебя уделать, это было бы проще простого. Я мог бы расшибить твой нос в лепешку, но не сделал этого. Из-за тебя я пал в глазах своих друзей, в глазах людей, с которыми я работаю, и, что хуже всего, это было на глазах у женщин.

— Ну что ж, я помогу тебе с восстановлением чести.

Дипендра сует руку в рюкзачок и вытаскивает пистолет.

— Господи, у него пистолет, у него пистолет! — верещит Ясбир.

Его колени становятся, как ватные, он думал, такое бывает только в мыльных операх и грошовых книжонках. Дипендра встает. Его пистолет нацелен Кишору в лоб, в ту самую точку, где полагается быть бинди.[7]

— В рюкзаке есть еще один. — Дипендра указывает стволом и движением подбородка. — Возьми его. Давай разберемся с этим по-мужски. Разберемся достойным образом. Возьми пистолет. — Его голос возрос на октаву. На шее и на виске пульсируют жилы. Ударом ноги он откидывает рюкзак поближе к Кишору.