Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa - [2]

Вскоре он уже вместе с Зиганшиным придумали еще одну хохму, тоже связанную с рок-н-роллом. Вот как вспоминает о ней Ильдар: «Журнал тогда польский был, „Шпильки“, страшно нам нравился. И не помню, кто первый принес рисунки на пантыкинские песни, но появилась идея сделать парню подарочный альбом из этих пакостей. Берешь строчку из песни, она сама по себе абсолютно абсурдна и предполагает все, что угодно, а туалетная манера рисунков подходит ко всему; чем пафоснее, тем круче получается… Рисовалось все левой рукой, была у нас со Славой договоренность, что мы правой рукой не рисуем, только левой. Постепенно получились эти два альбома — „Путешествие“ и „Пятнадчик“. И торжественно Сашке их вручили. Я так подозреваю, он потом еще долго обижался…» Впрочем, дружбы с Пантыкиным тогда не получилось, так себе, шапочное знакомство после фестиваля.

Который оказал довольно сильное влияние еще на одного архитектора, на Диму Умецкого. После фестиваля именно Дима предпринял шаги, приведшие в конечном счете к появлению «Наутилуса». Шаги заключались в том, что Дима стал регулярно захаживать в редакцию газеты «Архитектор» и со Славой разговоры разговаривать… Вспоминает Зиганшин: «Слава, он инертный человек, но Дима чувствовал, что этот человек „вывезет“. Это понятно было любому, даже не в плане музыки, а во всех планах. Славу можно было приставить к любой совершенно области, и он бы „вывез“. Дима это понимал, Дима его и сбил с пути истинного. Другое дело, что Слава сам был абсолютно к этому готов. Хотя были какие-то легкие препирания, насчет „будет ли это хорошо, перспективно ли“?..»

2. Группа из Промобщаги

Как бы то ни было, скоро Дима со Славой стали захаживать в общежитие, известное как «Промобщага». Там жил Гончаров, там же было место для репетиций, небольшой зал, который использовался то как столовая, то как бар, а потом превратился в дискотеку… В нем новообразовавшаяся команда, троица студентов, известная уже многим своим балагурством, мастерством по части выпить, повеселиться, стала на гитарах тренькать…

Скоро дотренькались до того, что стали во время дискотеки вклиниваться между номерами и с завидным отчаянием и весельем «лупить» вещи английского происхождения, то есть по мелодике английские, а по словарному составу — чистую тарабарщину, слов никто не знал и знать не хотел, хотя упрекнуть их в том было по техническим причинам невозможно: слова на тамошней аппаратуре не прослушивались. Народ, оторванный от дискотеки, относился к жутким ритмам с непониманием, потому что танцевать становилось очень сложно. И просто слушать было сложно, так что от музыки кайф ловили преимущественно музыканты, публике удовольствия не доставалось.

Впрочем, самих музыкантов это не очень расстраивало. Оригинальность рок-н-ролльной жизни тех времен заключалась в частности и в том, что жизнь эта была практически независима от чего бы то ни было, в том числе и от публики. Для превращения в настоящего рокера достаточно было время от времени таскать по институтским коридорам какие-нибудь колонки, время от времени блуждать по тем же коридорам с загадочным видом, а в оставшееся время пить портвейн и разговаривать о музыке.

Ребята были студентами, портвейна вокруг — пруд пруди, разговоров и компаний — выше крыши. Там, в компаниях, и проглядывало время от времени одно довольно странное свойство Бутусова: он был прирожденным лидером, но как бы помимо воли. Приходил потихоньку, садился в уголок, сидел себе тихо, не стараясь привлечь общее внимание, но внимание само собой постепенно переключалось именно на него. «Особенно, когда он играл и на ходу придумывал гармонию, а пел английскую тарабарщину, — вспоминает Саша Зарубин. — И что-то из него шло, заставляло его слушать, какой-то кайф ловить… Так было, когда я еще только-только с ним познакомился, даже вместе еще не играли. В этих случаях Слава на удивление не визжал, пел хриплым, низким голосом; наверное, это ближе к тому, как он сейчас звучит. А манера, в которой он пел в общаге на танцах, была совсем другой, визжащей и кричащей.»

Так или иначе, в 82-м появилась первая запись, сработали ее втроем плюс Андрей Макаров, студент курсом помладше и звукооператор. Получился альбом, причем, без названия. Это очень интересная черта: обыкновенно начинающие рокеры в первую очередь придумывали название и группе, и десятку будущих альбомов, и только потом учились играть на гитарах. А «Группа из Промобщаги» существовала, записалась, и все без названия.

Альбом был готов, оставалось заставить хоть кого-то из рокеров его послушать, что было не так и просто. Разнообразие свердловской рок-н-ролльной жизни сводилось в те времена к постному выбору между «Треком» и «Урфин Джюсом», относившимися друг к другу, мягко говоря, прохладно. Первый являл собою объединение герметичное, напоминавшее религиозную секту с уклоном в философию и морализаторство… Оставался «УД», во главе которого стоял вездесущий и всеобъемлющий Сан Саныч Пантыкин, маленький, джинсовый, перманентный — в смысле волос, а не пространственно-временных характеристик — и страшно знаменитый, о чем сам не то, чтобы догадывался, а просто знал. И невзирая на прошлые встречи, добраться до него было сложно.