Летим, значит, вдвоем и летим беспрестанно вперед, словно у осла повыросли крылья. Стояла темная ночь; но солнце взошло с утреннею зарею, а я все сидел на осле, которому еще не прискучило лететь.
Под конец завидели высокие и скалистые горы; там осел опустился вместе со мною и стал как вкопанный. Почел сие за деликатный намек и мигом слез.
11
Спустившись на землю, не преминул хорошенько осмотреться, ибо очень уж хотел знать, где же это я очутился. Однако ж, ничего не увидел, кроме крутых скал. Я спросил, где мы находимся, и поблагодарил своего доброхота осла, и уже совсем было собрался вынуть жемчужину и тихонько превратить его в золото, чтобы потом продать, как он, верно, приметив мое намерение, сам внезапно превратился в горячего коня.
Я изумился и сразу уразумел, что передо мною дух; стал оказывать ему с той минуты всяческие знаки уважения, каковые только в сих обстоятельствах приличны призраку. Все время держал шапку под мышкой, также довольно натерпелся страху и трепета, ибо полагал, что конь чего доброго пожрет меня в этих безлюдных горах.
Но конь со своей стороны был весьма вежлив, и хотя переменил состояние, однако ж еще сохранял очаровательные манеры осла, так что провели добрых полчаса во взаимных учтивостях. Конь все время шаркал ногою так, что из скал только искры летели.
Под конец я до того осмелел, что спросил: чего ради он сразу не стал конем, а сперва превратился в осла, – ведь это стоило ему двойного труда; на это конь с любезным ржанием, заменявшим ему смех, ответил: «Попридержи язык, Тонерль или Туннелли, и будь рад, что ушел целехонек из лап призраков. Проваливай-ка отсюда! Внизу расположен большой город. Там ты обретешь себе надежное и нерушимое счастье». «Где это?», – спросил я.
Конь стал на дыбы и сказал с досадой: «Да под самым твоим носом, бычиная ты голова!», – и вытянул переднюю ногу с копытом прямо перед собою. Глянул еще раз и впрямь увидел преогромнейший город. Не мог взять в толк, как же это я не приметил его сразу.
Конь все еще стоял вздыбившись, и я почел своим долгом взять в руку его переднюю ногу, нежно пожать, а затем запечатлеть свою благодарность горячим поцелуем в подкову.
Конь отвесил изящный поклон и исчез.
12
Стал тихонько спускаться с горы, причем к величайшему моему огорчению чувствовал голод. Чтобы несколько рассеяться, превратил большой камень в слиток золота, потом опять в камень и набил все карманы сучьями и камнями, которые напревращал в золото, чтобы, придя в город, сразу было на что закусить. Теперь мне стало труднее идти по причине великой тяжести. При сем случае убедился, что подчас вдаюсь в глупость, ибо обладаю жемчужиною, а потому повыбросил все и превратил снова в сучья и камни.
«Все ж наконец обрету пристань благополучия, – рассуждал я сам с собою, ибо голод все сильнее томил меня, – отныне не буду ни от кого зависеть, не надобно будет превращаться ради хлеба насущного; также с божьей помощью не придется более водиться с дьяволом, которому все эти заклинания, вызовы и поиски кладов могли под конец и прискучить. Блажен человек, который всем обязан лишь самому себе, своим собственным силам и талантам!».
Посреди таких мыслей достиг городских ворот.
13
Второпях превратил несколько незначительных вещиц в золото, дабы с большей уверенностью завернуть на постоялый двор. Хозяин прибытием моим был весьма доволен, ибо ел я не скупо, так что ему давненько не приводилось видеть столь авантажного гостя.
Узнал от него, что город и страна прозываются Аромата, также имеют своего монарха. Местоположение, а равно съестные припасы мне до чрезвычайности понравились; словом, не прочь был бы со временем стать тамошним императором.
14
Дабы хорошенько поправиться, провалялся на постоялом дворе несколько недель безо всякого дела, после чего снова стал помышлять о полезной для человечества деятельности. Посему стал выходить на прогулку и наблюдать городские улицы.
Должен сказать, страна эта нравилась мне день ото дня все больше. Улицы широкие; посетил другие трактиры, тоже были презрения не достойны, однако нашел, что расположился в наилучшем.
Ознакомившись с обычаями страны, захотел произвести в дело некоторое намерение, а именно: не больше, не меньше, как вызвать в городе всеобщий переполох. Для чего всю главную улицу, что вела к императорскому дворцу, превратил в чистое золото.
Сперва люди совсем и не знали, что случилось: но тем сильнее было их удивление, когда, наконец, приметили. Сбежалась преогромная толпа, ювелиры брали пробы и находили, что золото бесподдельное и превосходное. Стоит ли говорить, какой шум и гам поднялся во всем городе!
15
Весть о том, разумеется, не преминула коснуться монаршего слуха. Император, будучи охотником до различных куриозов, повелел тотчас же заложить шестернею карету, сел в нее и поехал золотою улицею, чтобы самому обозреть это диковинное чудо. Не стану отрицать, тут было на что поглядеть, да и я, почитай того мнения, что ни один из высокочтимых моих читателей не видел своими очами ничего подобного, ежели только ему в самое то время не привелось побывать в Аромате.
