Достоевский о Европе и славянстве - [65]
Ярким примером и убедительным доказательством тому служат христоликие герои Достоевского. Они живут любовью, любовью познают Бога, людей, мир и самих себя. Каждое чувство и мысль, желания и дела их исполнены Божественной любовью, они и в души других людей вносят убеждение о существовании Бога и бессмертия души. Для них любовь, Бог, бессмертие души неразделимы и друг другом обусловленные не только понятия, но и — живое ощущение, живая и абсолютная реальность.
Через христоподобную любовь человек быстрее и более уверенно возрастает в Боге, приближаясь к незаменимому идеалу рода людского — к Богочеловеку Христу; он возрастает постоянно, доколе не придет "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" [378]. К полному совершенству своей личности человек приходит, если возрастает "возрастом Божьим", а не своим человеческим. Ибо человек может стать совершенным, только если все усилия будет преобразовывать и умножать в Богочеловеке. Благодаря богочеловеческим добродетелям, человек достигает высшей полноты личности, приходя к богочеловеческой любви. Ибо эта любовь и есть наивысшая полнота личности в силу того, что окончательно соединяет человека с Богочеловеком. Без этой любви человек — получеловек, недочеловек. Более того, без этой любви человек без стержня, человек — ничто [379]. Любовь и есть "да", говоримое Я самому себе; ненависть же — это "нет" себе. Непереводимо, но выразительно эту идею Р. Гамерлинг [380] отчеканивает в формуле: любовь есть das lebhafte Sich-selbst-bejahen des Seins — живое самому себе "да" бытия [381].
Необъяснимым, таинственным образом всякое существо обусловлено любовью: и Существо Божие, и существо человеческое, и вообще всякое живое существо. В мире живых существ господствует следующее начало: любить — значит быть. Бог — вечное Существо, ибо абсолютная любовь — Его сущность. Это откровение принес в мир Богочеловек Христос, а христолюбивые Его апостолы любви разнесли по всему миру это откровение. По этому откровению любить христоподобной любовью значит: уже здесь, на земле жить вечной жизнью, победить смерть и грех и быть бессмертным. Не любить — значит быть мертвым, пребывать в смерти. "Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти"[382].
Христолюбивая душа Достоевского насквозь проникнута чувством и убежденностью, что любить — значит быть. Судьба человека от начала и до конца обусловлена любовью. Достоевский уравнивает "я есмь" с "я люблю". Если люблю, то существую, ибо связан с Вездесущим, если не люблю, то и не существую, ибо связан с небытием. Но и это еще не все. Для славянского апостола любви рай — это любовь, ад — ненависть. Кто любит, тот в раю, уже тут, на земле, кто не любит — уже в аду, ибо ад — это невозможность любить.
"Отцы и учители, мыслю: что есть ад?" — вопрошает Достоевский устами святого старца Зосимы и отвечает: "Рассуждаю так: страдание о том, что нельзя уже больше любить. Раз, в бесконечном бытии, не измеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу, появлением его на земле, способность сказать себе: "я есмь и я люблю". Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным. Таковой, уже отошедший с земли, видит и лоно Авраамово и беседует с Авраамом, как в притче о богатом и Лазаре нам указано, и рай созерцает, и ко Господу восходить может, но именно тем-то и мучается, что ко Господу взойдет он, не любивший, соприкоснется с любившими, любовью их пренебрегший. Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: "Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой, то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной, прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни и времени более не будет! Хоть бы и жизнь свою рад был отдать за других, но уже нельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, и теперь бездна между той жизнью и сим бытием" [383].
Некий Божественный смысл жизни вливается в любящее сердце, и человек всем своим существом ощущает, что Божественный Логос чудесным образом пронизывает и утверждает миры. Когда любовь вселяется в сердце человека, она становится всевидящим оком его души и непогрешимым наставником в его праведной жизни. "Главное — люби других как себя, — говорит Достоевский, — вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь, как устроиться" [384], поймешь, как надо жить. Если бы люди сделали любовь царицей своей души, тогда на земле в один день, в один час все могло бы устроиться самым лучшим образом.
Для Достоевского это самая очевидная истина, истина, которая имеет даже свое определенное лицо, свой лик. Любовь и истина — два синонима, два синонима реальности. Вечная любовь есть в то же время и вечная истина. Эту истину Достоевский не только ощутил и познал, но видел ее, поэтому и верует в нее страстно и всеусердно. Он решительно заявляет: "Я видел истину, видел своими глазами, видел всю ее славу… Я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, что зло было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой верой-то моей и смеются. Но как мне не веровать: я видел истину, — не то, что изобрел умом, а видел, и
Философские пропастиПреподобный Иустин (Попович)Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2005 годНабрано без примечаний.
Настоящий оттиск из первого выпуска альманаха «Православие» включает в себя перевод новооткрытых текстов преподобного Иустина (Поповича), озаглавленных сербским издателем «Записки об экуменизме». Это наброски мыслей к будущей книге, которую святой Иустин не успел написать. Его размышления касаются не только экуменизма, но и вообще современной западной цивилизации, католицизма, протестантизма, гуманизма, и в центре всех рассуждений — Богочеловек Христос и Его Церковь.
Достоевский не всегда был современным, но всегда — со–вечным. Он со–вечен, когда размышляет о человеке, когда бьется над проблемой человека, ибо страстно бросается в неизмеримые глубины его и настойчиво ищет все то, что бессмертно и вечно в нем; он со–вечен, когда решает проблему зла и добра, ибо не удовлетворяется решением поверхностным, покровным, а ищет решение сущностное, объясняющее вечную, метафизическую сущность проблемы; он со–вечен, когда мудрствует о твари, о всякой твари, ибо спускается к корням, которыми тварь невидимо укореняется в глубинах вечности; он со–вечен, когда исступленно бьется над проблемой страдания, когда беспокойной душой проходит по всей истории и переживает ее трагизм, ибо останавливается не на зыбком человеческом решении проблем, а на вечном, божественном, абсолютном; он со–вечен, когда по–мученически исследует смысл истории, когда продирается сквозь бессмысленный хаос ее, ибо отвергает любой временный, преходящий смысл истории, а принимает бессмертный, вечный, богочеловеческий, Для него Богочеловек — смысл и цель истории; но не всечеловек, составленный из отходов всех религий, а всечеловек=Богочеловек." Преп.
Cлово архимандрита Иустина проникает в мысль самого Апостола Любви так глубоко, что 1900 лет, отделяющие нас от момента написания этого послания, как бы сглаживаются и кажется, что обращено оно именно и непосредственно к нам – современным людям мира, уже не знающего Бога подобно тому, как мир первого столетия Его еще не знал…
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
Рене Декарт – выдающийся математик, физик и физиолог. До сих пор мы используем созданную им математическую символику, а его система координат отражает интуитивное представление человека эпохи Нового времени о бесконечном пространстве. Но прежде всего Декарт – философ, предложивший метод радикального сомнения для решения вопроса о познании мира. В «Правилах для руководства ума» он пытается доказать, что результатом любого научного занятия является особое направление ума, и указывает способ достижения истинного знания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.