Достоевский о Европе и славянстве - [13]
Без сомнения, Иван прав. Его слова подтверждаются многочисленными примерами мировой истории, которые говорят нам печальную истину: человек совершенно сознательно, рационально и добровольно немилосерден, жесток, зол. И в этом — его печальное преимущество перед животными. Более того, человек влюблен во зло, и эта влюбленность перерастает в сладострастие. Ни одно животное не может со сладострастием наслаждаться отвратительными гадостями и художественными злодеяниями, которыми наслаждается человек. Любовь ко злу — чисто людская специфика на этой планете, звери по своей природе не способны на такую любовь. Земля похожа на преисподнюю, ибо люди сладострастно влюблены во зло. Ивана мучают факты людского сладострастного злодеяния. Это сладострастное наслаждение злом — кульминация в мучениях неповинных деток. И вот пример — турки, завоеватели Балкан, со сладострастием мучают именно детей: "Представь, грудной младенчик на руках трепещущей матери, кругом — вошедшие турки. У них затеялась веселая штучка: они ласкают младенца, смеются, чтобы его рассмешить; им удается, младенец рассмеялся. В эту минуту турок наводит на него пистолет в четырех вершках от его лица. Мальчик радостно хохочет. Тянется ручонками, чтоб схватить пистолет, и вдруг артист спускает курок прямо ему в лицо и раздробляет ему головку…" [73] Артист сладострастно наслаждается своим артистизмом на глазах у матери.
А Иван? В отчаянии от боли и ужаса он говорит: "Я думаю, что если диавол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию" [74]. Именно поэтому, считает Иван, Леонардо да Винчи крикнул человеку: "Человек, ты царь зверей (re della bestie), ибо воистину зверство твое величайшее" [75].
Есть некая темная суть в человеке, а именно: человек по природе деспот, он любит мучить [76].
Человек добровольно взращивает в себе любовь ко злу, совершенствует ее, рационализирует ее и, наконец, коронует ее сладострастной и интеллектуальной влюбленностью во зло; и, таким образом, зло становится рациональной необходимостью человеческого сознания. Зло, будучи нисколько не чуждым человеку, постепенно становится составной частью его сознания. Мученик и мудрец Паскаль изрек печальную истину: "Никогда люди не делают зла так много и с таким удовольствием, как когда делают его сознательно" [77].
Наслаждаться мукой детей — это трагическая способность, которую человек умудрился развить в себе. Во всяком человеке сокрыт зверь, утверждает Иван, "зверь гневливости, зверь сладострастной распрямляемости от криков истязаемой жертвы, зверь безудержу спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней" [78].
Иван обосновывает свои утверждения фактами, статистическими данными, примерами. Вот один из многих: маленькую пятилетнюю девочку ненавидят отец и мать, весьма уважаемые люди, чиновники, образованные и воспитанные. "Эту бедную пятилетнюю девочку эти образованные родители подвергли всевозможным истязаниям. Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили все ее тело в синяки; наконец дошли до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на ночь в отхожее место. И за то, что она не просилась ночью, за это обмазывали ей все лицо ее же калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла!.. И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте! Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже мыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте и в темноте, и в холоде крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими незлобливыми, кроткими слезками к "Боженьке", чтоб тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к "Боженьке". Я не говорю о страданиях больших, те яблоко съели, и черт с ними, и пусть их всех черт взял, но эти. Эти! Мучаю я тебя, Алешка. Ты как будто бы не в себе. Я перестану, если хочешь", — с болью говорит Иван. "Ничего, я тоже хочу мучиться", — пробормотал Алеша[79], а с ним все, которые мучаются горькой проблемой страдания, все те, кто способен "о горнем мудрствовать и горнее искать".
Страшно быть человеком. Разве не страшно обладать малюсеньким, слабеньким людским разумом и со всех сторон быть окруженным всяческими бескрайними проблемами? Человеку дано пять чувств. Непонятно, почему ни больше, ни меньше. Будучи геометрически закупоренным в своем малюсеньком сознании и в пяти чувствах, человек проявляет свою натуру необычными способами. А когда проблема страдания ударяет по слабому человеческому сознанию, тогда не только страшно, но и фатально быть человеком. Не в этом ли состоит трагическая привилегия быть человеком и выражать свою человечность через мучения других и через причинение мучений другим людям? Но далее для самого слепого человеческого сознания очевиден факт: страдание существует всюду; все, что существует — страдает; вся вселенная утопает в страданиях; страдание — это какая-то роковая необходимость этого трехмерного мира. Наша несчастная планета пропиталась человеческими слезами от коры земной до самого центра. Ее устройство непонятно. У человеческого существа отсутствует такой орган познания, с помощью которого он смог бы понять мистерию мира.
