Достоевский FM - [10]

Он ощутил внутри лёгкое головокружение и стал проваливаться в пустоту, не чувствуя под собой абсолютно ничего, но всего через секунду с удивлением заметил, что крепко стоит на ногах. Он стал смотреть вперёд себя, и увидел человека сидящего на бревне, в бежевой куртке, съёжившегося, несчастного, обречённо смотрящего на него. Этот взгляд был невыносим, в нём была только пустота, чёрная, безжизненная пустота. Он прислушался к себе. Внутри него пустоты не было. Была огромная, живая сила, текущая легко и весело, в бесконечном круговороте, не знающая ни конца ни начала. И эта сила позвала его куда-то, неважно куда, он знал только что нужно следовать её зову, и что нет ничего приятней и важнее, чем следовать её зову. И тогда он оторвал свой взгляд от мёртвого взгляда человека на том берегу, и резко развернувшись, легко понёсся вверх по склону, ни на шаг не отклоняясь от узкой, натоптанной его лапами тропинки.

Джо

Тот, кто это придумал был либо ещё тот засранец и извращенец, либо человек таких гуманных высот, до которых моему грязному мозгу грабителя и убийцы вряд ли когда-нибудь подняться. Ну что же, каждому выставляется своя планка, и мечтать прыгнуть выше неё, значит незаконно желать намного большего, чем тебе дала эта грёбаная природа. Дала изначально, с самого рождения, без права на какие-либо дополнения и изменения. Но если бы я встретил этого засранца сейчас, я вряд ли накинулся бы на него, чтобы сдавить его горло мёртвой хваткой, и сказать за это спасибо он мог только одному человеку. Человеку, которого я звал Джо.

Джо был увальнем. Он весил никак не меньше ста килограмм, мясистое лицо с небольшими, но широко посаженными глазами, никогда ничего не выражавшими, отчего вид у него был довольно неприятный. Казалось на тебя смотрит совсем бездушный, безжалостный тип, и стоит повернуться к нему спиной, как он тут же свернёт тебе шею. Удивительно, как можно ошибаться в человеке, если судить о нём по одному только виду. И я ошибался, ошибался настолько, что когда мне пришлось изменить своё мнение, я изменил его никак не иначе, а через грёбаный шоковый барьер.

И ещё — Джо не разговаривал. Он был немым с самого рождения, так мне сказали. Сказали с перекошенной ухмылкой, мол, не повезло тебе говнюк, хотя впрочем ты это заслужил. Насчёт — заслужил — я конечно сомневался, у меня были свои представления о жизненных ценностях, и с их представлениями они никогда не пересекались. Не могут пересекаться представления цепных псов и волков, разве только в кровавой схватке.

Мне было достаточно того, что Джо слышал, что в общем, я и использовал в течении трёх выделенных нам дней.

Я не в курсе, был ли Джо умником, способным витиевато размышлять о творчестве какого-нибудь Дали или Борхеса, или же он был парнем со среднестатистическим айкью, прочитавшим в своей жизни лишь несколько рекламных строчек на огромных уличных баннерах и с трудом заполняющим свою собственную анкету, но я точно знаю, что он был человеком.

И ещё я не знаю, как его звали по-настоящему, Джо и Майк — это имена тех двух прецедентных страдальцев, прошедших через маленький ад, придуманный великим и гуманным засранцем. Он был Джо, а я соответственно Майк, уже сотни раз проигранные роли, и вот теперь сценарий в наших руках, и всё что нужно, просто дойти играючи до слова — занавес.

Между нами была решётка, это для того, чтобы играющий Майка вдруг не придушил спящего Джо, глупо решив, что это может что-то изменить. На самом деле это совсем ничего не меняло. Я думаю, очередь на роль Джо, если бы её выстроили в одну шеренгу, протянулась бы как раз отсюда до самого что ни на есть ада, который уж точно где-то очень далеко… хотя возможно я и ошибаюсь, и ад он где-то очень и очень близко…

Я грабил богатых уродов, забирая у них малую часть из их непомерных запасов, которые они методично наворовывали. Не думаю, чтобы какие-нибудь сто-двести штук делали для них погоду, но они с таким ожесточением пускали по моему следу псов, словно я лишил их всего. Псы работали исправно, заслуживая свою кость. Они гнали меня круглые сутки, выслеживали, делали засады там, где я мог появиться, но я всё же был хитрее их. Я никогда не появлялся дважды в одном месте, я принимал иногда столь неординарные решения, что им ничего не оставалось, как только бегать кругами, прижав свои куцые хвосты к задницам. Знали какие пинки могут отвесить хозяева.

И если бы не она, вряд ли бы меня вообще кто-нибудь поймал.

Она не была красавицей, но влюбился я не на шутку. В ней чувствовалась женщина, та самая, о которых когда-то писали книги великие творцы от литературы, а это в наше время такая большая редкость, что, наверное, найдя на своём участке золотую жилу, настоящий мужик не так бы радовался, как повстречав такую, какой была она. Единственно, что усложняло дело — тёрся рядом с нею один из «хозяев» жизни, считая её своей вещью.

И когда он узнал, что вот уже больше месяца у неё любовь с каким-то бандюком, он выстрелил ей в лицо без сожаления и возможно без страха за то, что ему придётся за это ответить.

В общем, всё так и вышло, за него сел другой, какой-то из его охраны. Я следил за этим делом, и когда узнал о том, как оно закончилось, я сразу же всё решил.