Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга - [245]

Первая немецкая проволока уже оказалась позади на расстоянии вытянутой руки, когда над ними вспыхнула ракета и рядовой в панике попытался укрыться в воронке, мимо которой они только что проползли. Но, настигнутый пулей, он свалился в нее.

Лазарус замер, не обращая внимания на стоны. Светящаяся звезда догорала над ним. Эта из наших, подумал он, германская осветила бы американские траншеи. Если этот бедный дурачок немедленно не заткнется, воздух над нашими головами сию секунду наполнится веселенькими подарками. Теперь проволоку резать нельзя. Но, черт побери, он же мой парень; придется о нем позаботиться. Может, лучше прикончить его — из милосердия, чтобы не мучился. Но Морин это не понравится. Хорошо, потащу его назад, а потом вернусь и все закончу. Спать сегодня не придется, я вылезаю за бруствер уже, наверное, в четырехсотый раз. В следующей войне поступлю во флот.

Стало темно. Лазарус быстро встал. Не успел он шагнуть, как вспыхнула новая ракета и автоматная очередь прошила его. Одна пуля ударилась о твердый имплантант в правом боку, повернулась и вышла над левым бедром. Остальные тоже наделали дел — впрочем, ничего страшного по понятиям 4291 года от Рождества Христова, но в Темное время любая из этих ран была смертельной.

Лазарус ощутил могучий удар, сбивший его с ног и забросивший в воронку. Он не сразу потерял сознание. У него оставалось время, чтобы понять: он ранен смертельно. Упав на дно воронки, он разглядывал звезды, сознавая, что нашел свой конец.

Каждый зверь в конце концов приходит туда, где его ждет смерть. Один гибнет в ловушке, другой — в бою, иные счастливцы забираются в нору и ждут конца. Но как бы то ни было, сейчас и ему придет конец — человек всегда осознает, когда настает его последний час. Пришло мое время.

А Динки знает об этом? Наверное — он молчит и, наверное, ждет исхода. Странно, что нет боли. Спасибо, ради вас стоило жить… Морин… Ллита… Адора… Тамара… Минерва… Лаз, Лор… Айра… Морин…

Он услыхал над головой крик диких гусей и взглянул на звезды. Они начали медленно гаснуть.

Кода II

— Ты все еще не понял, — бесстрастно произнес Мрачный Голос. — Нет времени, нет пространства, все, что было — есть и будет. Ты это ты, ты играешь в шахматы с самим собой и снова поставил самому себе мат. Ты судья. А мораль — это те правила, которые ты сам установил для себя. Будь верен себе, иначе испортишь игру.

— Безумие.

— Тогда измени правила и начни игру заново. Ты не можешь исчерпать ее бесконечное разнообразие.

— А ты не позволишь мне взглянуть на твое лицо? — пробормотал Лазарус.

— Загляни в зеркало.

Кода III

Кода IV

— Айра! Галахад! Ну как, зацепили его?

— Да! Втаскивай нас! Ну и дела! Иш, готовь два литра и побольше желе.

— Давайте его сюда, я посмотрю. Лор, можешь уводить нас отсюда. Дора, закрывай и стартуем.

— Закрылась, набираю высоту, экраны опущены. Что, черт побери, они сделали с боссом?

— Я пытаюсь выяснить это, Дора. Подготовь бак; возможно, мне придется его заморозить.

— Уже готово, Иш. Лаз, Лор, я же говорила вам, что нужно забрать его пораньше. Я же говорила!

— Замолчи, Дора. А мы говорили, что ему там задницу отстрелят. Но он резвился как котенок…

— …и не поблагодарил нас…

— …и не пошел с нами…

— …вы знаете, какой он упрямый.

— Тамара, — сказала Иштар. — Подними его голову и поговори с ним. Поддерживай в нем жизнь. Я не хочу замораживать его, пока не сделаю все необходимое. Гамадриада, зажми здесь! Ммм… Галахад, одна пуля попала в маяк. Вот почему у него все внутренности так перемешались.

— Клон-транс?

— Быть может. Но при том, как он регенерирует, может хватить и первой помощи. Джастин, ты был прав: даты в его письмах засвидетельствовали его смерть, сигнал маяка исчезает именно здесь и сейчас. Галахад, ты нашел новые куски? Я хочу их вставить. Тамара, подними его, пусть говорит! Мне бы не хотелось его замораживать. Остальные пусть заткнутся и убираются. Помогите Минерве возиться с детьми.

— С большой радостью, — хрипло произнес Джастин. — Меня сейчас вырвет.

— Морин? — пробормотал Лазарус.

— Я здесь, дорогой, — ответила Тамара, прижав его голову к своей груди.

— Мне снился… скверный сон: как будто… я умер.

— Это был сон, дорогой. Ты не можешь умереть.