Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных? - [80]

Поэтому мне кажется странным, когда животных считают ограниченными настоящим временем. Настоящее недолговечно. Сейчас оно есть, а в следующее мгновение его уже нет. Дрозд, подбирающий червя для своих птенцов, сидящих в далеком гнезде, или собака, выходящая утром охранять территорию и метящая важные ориентиры, – все животные выполняют работу, связанную с будущим. Действительно, в большинстве случаев – это близкое будущее, и неизвестно, насколько они о нем беспокоятся. Тем не менее их поведение потеряло бы смысл, если бы они заботились только о настоящем.

Мы сами размышляем о прошлом и настоящем, поэтому вопрос о том, поступают ли так же животные или нет, неизбежно превращается в предмет споров. Разве не сознание делает человека особенным? Одни считают, что мы единственные, кто вспоминает прошлое и воображает будущее, другие собирают факты, чтобы опровергнуть это мнение. Поскольку никто не может доказать наличие подобных размышлений без словесного подтверждения, дискуссии сводятся к субъективному опыту. Это единственное, на что мы можем опереться, во всяком случае на сегодняшний день. Тем не менее достигнут значительный прогресс в понимании того, как животные устанавливают продолжительность времени. Возможно, это самая непонятная и с трудом поддающаяся определению область эволюции познания. Терминология постоянно меняется, и ведутся ожесточенные дебаты. Для того чтобы выяснить, каково сейчас положение дел, я посетил двух экспертов, мнения которых представлены в конце этой главы.

В поисках утраченного времени

Возможно, противоречия возникли раньше, чем мы себе представляем, потому что в 1920-х гг. американский психолог

Эдвард Толмен храбро и провокационно заявил, что животные способны на большее, чем бездумно устанавливать связь между стимулом и реакцией. Он отверг представление, что животные руководствуются только побудительными мотивами. Толмен отважился употребить термин «познавательный» (ученый приобрел известность благодаря когнитивным картам, описывающим поведение крыс в лабиринте) и называл животных «целеустремленными», движимыми целями и ожиданиями, которые связаны с будущим.

Пока Толмен, уступая удушающей хватке эпохи классического бихевиоризма, открещивался от понятия «целеустремленность», его студент Отто Тинкльпо разработал эксперимент, в котором макака наблюдала, как под крышку кладут лист латука или банан. Как только обезьяна получала возможность, она бежала к крышке с наживкой. Если она обнаруживала пищу, которую прятали у нее на глазах, никаких неожиданностей не возникало. Но если экспериментатор незаметно заменял банан латуком, макака только удивленно смотрела на вознаграждение. Затем она лихорадочно раз за разом обыскивала все вокруг, пока наконец не начинала пронзительно кричать на коварного экспериментатора. Только по прошествии долгого времени она соглашалась на разочаровавший ее овощ. С точки зрения бихевиоризма ее поведение было странным, потому что предполагалось, что животные всего-навсего сопоставляют поведение с вознаграждением – любым вознаграждением. Характер вознаграждения не имеет значения. Тинкльпо, однако, показал, что все не так просто. Руководствуясь представлением о том, что спрятано, обезьяна имела определенные ожидания, а когда они не оправдались, это вывело ее из равновесия{293}.

Вместо того чтобы просто предпочесть одно поведение другому, одну крышку другой, макака вспомнила о прошедшем событии так, как будто сказала: «Эй, клянусь, я видела, как под крышку положили банан!» Такое точное запоминание происшедшего известно как «событийная память». Долгое время считалось, что событийная память нуждается в наличии языка, следовательно, характерна только для людей. Предполагалось, что животные способны запоминать общую последовательность событий, но их память не сохраняет детали. Это представление оказалось спорным. Я приведу еще один показательный пример, который включает больший промежуток времени, чем эксперимент с макакой.

Однажды мы применили подход Мензеля в эксперименте с шимпанзе Соко, когда он еще был подростком. Через маленькое окно Соко мог наблюдать, как на внешней огражденной территории мой помощник прячет яблоко в большую покрышку от трактора, в то время как все остальные шимпанзе оставались за закрытыми дверями. Затем мы выпускали обезьян, задерживая Соко, так что он выходил последним. Оказавшись снаружи, он первым делом забирался на покрышку и заглядывал внутрь, проверяя, на месте ли яблоко. Однако Соко не трогал его, а удалялся с невозмутимым видом. Затем он выждал более двадцати минут, прежде чем вернуться и забрать фрукт. Это было разумно, так как иначе у него могли отобрать приз.

Однако по-настоящему интересное продолжение эта история получила годы спустя, когда мы повторили этот эксперимент. Соко проходил тест всего один раз, и мы показали эту видеозапись приехавшей съемочной группе. Как обычно бывает, кинематографисты больше доверяли собственным съемкам и настояли на повторении эксперимента. К тому времени Соко стал альфа-самцом, поэтому не подходил для теста. Так как он обладал высоким статусом, у него не было оснований скрывать, что он знает о спрятанной пище. Вместо него мы выбрали самку по имени Наташа, имевшую низкий статус, и проделали все примерно так, как раньше. Мы заперли всех шимпанзе, а Наташе позволили наблюдать в окошко, как мы прячем яблоко. На этот раз мы вырыли ямку в земле, положили туда яблоко и засыпали сверху песком и листьями. Мы проделали это так тщательно, что потом с трудом могли определить, где спрятали фрукт.