Дословный мир - [6]

За зрелище всего, за жертвы всем богам.

На всех одна вина – за каждого солдата.

5.2006

Пророк и купина

В Святой земле не кончится война.

Смелее будь – как те волхвы с востока,

Что видят куст, а мыслят – купина

И только в яслях узнают пророка.

И ты иди – как те волхвы – всегда,

Как сказано: от края и до края.

К Святой земле ведёт одна звезда,

Но ты скажи, что вся земля – Святая.

Смелее будь! Смотри на листопад,

От светоча воскуривая ладан.

Осенний лес вдали – как Райский Сад.

И мир вокруг – волхвами не разгадан.

И тихо – словно кончилась война.

Ты воевал, но не узнал пророка.

В тебе самом – пророк и купина.

И как часы – идут волхвы с востока.

12.2008

Звёзды над звонницей

В предместье ночь. Прикушенный язык

Церковной звонницы – как свойство речи

Быть мыслимой, изображая крик,

Быть колоколом в образе Предтечи —

До света и до слова, что ясней

Глагола «быть», звучащего на грани.

В предместье ночь! И чем она темней,

Тем ярче звёзды в этой глухомани.

6.2008

Посвящение

А. И. Солженицыну

Коммунист, диссидент, правдолюб —

Каторжанин, пророк не от века —

Смастерил из кирки ледоруб

И к вершине повёл человека.

На этапах большого пути

Разноцветные реяли флаги,

И хватало свинца для груди,

И для жизни хватило отваги.

Отгремела большая война,

Но просохли глаза горемыки —

И узнала большая страна

Как родных поднимали на пики.

И неясно с чего начинать

Свой поход сироте-пионеру,

Раз великая Родина-мать

Им отмерила высшую меру.

Уходили полки в лагеря.

Матерела под Сталиным стая!

Только выпали всё же не зря

И дорога, и вера такая.

Обратился крестом ледоруб

И кремлёвские звёзды – Крестами,

Но твоя прямота, правдолюб,

Как Москва – остаётся за нами!

В незнакомый неведомый век

По какому-то высшему праву

Ты пришёл – как чужой человек,

Пережил – окаянную славу.

Всё – увидел! Отдал все долги.

Но в народе не встретил Мессию.

За ГУЛАГ – не простили враги,

Не простили «свои» – за Россию.

4.8.2008

Советская гавань

Я видел море!

К Рождеству разноцветный снежок —

Как неясное чувство начала,

Словно в детстве – на Дальний Восток

Скорый поезд уходит с вокзала.

Пьют безбожники красный кагор.

Воет ветер! Поют серафимы!

И горит путевой семафор

Огоньком от прокопьевской «Примы».

Вдалеке, в разноцветном дыму,

Проплывают огни стройплощадки.

Я смотрю, но ещё не пойму,

Не осилю какой-то загадки.

Инвалид по вагонам ходил,

Пел протяжно про «нашу планету».

Ненароком, но я разучил

Невесёлую песенку эту.

И не даром. А ну, веселей!

Срок настал рассказать без надрыва,

Как от ярких кузбасских огней

Мы достигли морского пролива,

Как приехали в Ванинский порт,

Где не всякому вольному воля,

И взошли, словно в песне, на борт —

К верхней зоне: «Встречай, дядя Коля!»

Мы втроём: мой двоюродный брат,

Я и бабушка – шли на свиданье

Мимо строя собак и солдат

В том порту, что звучит – как преданье.

Пела птица в тюремных часах.

И я крикнул в запретку: «Ворона!»,

Но одёрнул конвойный, казах:

«Не шалить! Здесь особая зона!»

Вот и он… Полосатый такой!

И заплакала бабушка наша:

«Ой, ты горе моё, Боже мой!

Это внуки – Серёжа и Саша…»

Позабыл я, что дядя сказал,

Золотыми зубами сверкая,

Но запомнил картину: причал —

За решёткой – и бездна морская!

Два подростка! Часа через два

Мы сбежали к прибрежному ветру,

И на ветер бросали слова,

Черномора взывая к ответу:

«Выходи!» Но в ответ ни гу-гу.

Только чайки кружили в просторе.

Возле зоны. На том берегу,

Где навек пересолено море.

Мчался поезд «Сибирь – Колыма»

Мимо лагерных вышек вдоль БАМа.

И ревела большая тюрьма:

«Ты прости меня, бедная мама!»

Ты прости… И под сердцем щемит

От обычного, что ли, сюжета.

Словно море со мной говорит.

Хорошо, что не надо ответа.

1.2009

Художник

О судьбе – и серьёзней, и тише…

О себе – как юродивый, тот

Каталонец, богемный излишек,

Потрясающий мир Идиот,

Чья судьба поднимала, как штору,

Разноцветное море за край

И вдали устремлённому взору

Открывала Потерянный Рай.

Как прекрасна в скалистом просторе

Перспектива глубокого сна!

И горит, словно шапка на воре,

В море времени века волна.

Но об этом – серьёзнее, тише…

Всякий, алчущий правды, лукав.

Только статуя в мраморной нише

Не имеет убийственных прав.

Обращается речью нагорной

В небесах нарисованный крест,

Словно схваченный кистью проворной

Дирижёра уверенный жест.

Протащил из потёмок на сцену

Оскорблённой любви эшафот

И продал – за великую цену! —

Каталонец юродивый тот.

Соглядатаем «Тайной Вечери» —

Лицедей, пересмешник, чудак —

С лёгких петель тяжёлые двери

Снял – и всё тут, бывает же так!

Из колодца мечты Мнемозина З

ачерпнула воды решетом…

Но об этом другая картина —

Наяву – как во сне золотом!

12.2005 (11.2011)

Цветные сны трилогия

1

Классический корабль дураков.

Ноябрь. Пятница. Какой-то остров

С утра замечен. Старый капитан

Поёт с кормы «Не слышно в море песен…»

И смотрит вдаль. Классический дурак.

По случаю «земли» на правом баке

Дерутся корабельный доктор и

Два флибустьера, нанятые им же

В охранники. Защита от больных

Дороже клятвы Гиппократа.

Драка Произошла от радости: «Земля!»

Как только прокричал дозорный сверху,

Так сразу и срубили мачту – для

Сигнального огня на полубаке,

Чтоб лучше разглядели дикари

Прибытие такой-то каравеллы.

(На палубе развели костёр…)

2

Какой-то остров. Пятница. Рассвет.

Тринадцатая дочь вождя. С ней рядом