Досье Сарагоса - [35]

Это беспокоило также некоторых нацистов. Майор СС Карл Бёмельбург, один из крупных руководителей оккупационной администрации в Париже, 30 сентября 1940 года доложил об этом Отто Абецу, послу Германии в оккупированной Франции, и отправил свои наблюдения в Берлин. Коммунисты становятся опас-ны, писал Бёмельбург в своем анализе для Гестапо-Мюллера. Следовало бы провести облаву на всех их руководителей и постоянных членов, которые толь-ко частично играют в сотрудничество с нами против агентов английского импе-риализма в южной зоне».

3 октября 1940 года Генрих Мюллер отвечает ему:

«Согласен с этими облавами, но нужно 1) беречь наших осведомителей; 2) иметь список всех тех, кто арестован; 3) чтобы захваченный материал был хо-рошо изучен, и чтобы эта операция осталась незаметной…»

Странный Мюллер! Незаметно арестовать несколько сот руководящих коммуни-стических кадров это больше похоже на шутку. Беречь «наших осведомителей» предполагает, что, если французская полиция ответственна за операцию, то есть риск, что коммунисты, внедренные в ее ряды, вовремя предупредят своих друзей. В любом случае, кто определит тех, кого надо «беречь», и не окажутся ли после этого эти последние под подозрением в глазах своих товарищей?

На самом деле Мюллер прилагает все усилия, чтобы эта большая облава не со-стоялась. Но нужно заметить, что зато некоторое время спустя очень молодые коммунисты были бессовестно и безжалостно посланы на смерть, то есть на проведение диверсий, даже покушений, настолько плохо «подготовленных», что наказание настигает их быстро и точно. И в это время настоящий аппарат в строжайшей тайне работает вокруг Жака Дюкло и нескольких специалистов из советского аппарата во Франции, которые напрямую подчинены Москве.

Гестапо-Мюллер, который часто бывал в Париже, так никогда и не разоблачил никого из них. И отнюдь не Гестапо, а служба радиоперехвата Абвера и подраз-деления полевой жандармерии (Feldgendarmerie), подчиненные Вермахту, осе-нью и зимой 1941–1942 годов понемногу выслеживают и распутывают паутину «Красного оркестра».

Гестапо-Мюллер, тем не менее, растет в чинах в течение этого эйфорического периода немецкой оккупации Европы. Поднявшись до бригадного генерала (бригадефюрера) СС 6 декабря 1940, он 29 ноября 1941 года становится уже генерал-лейтенантом (группенфюрером), и, начиная с апреля 1942 года, он яв-ляется единственным руководителем всех сил полиции в континентальном масштабе. Теперь он обладает полномочиями, которые до тех пор возлагались во Франции на Верховное командование Вермахта.

Спустя пять месяцев он подписывает все приказы и распоряжения в качестве начальника полиции, главы службы безопасности Рейха и СД. Это правда, что Райнхард Гейдрих был убит 27 мая 1942 года в Чехословакии и правда, что его на самом деле надо было заменить. С помощью интриг Бормана, «серого карди-нала» за спиной Гитлера и Гиммлера, Эрнста Кальтенбруннера продвинули в министерство внутренних дел. Гестапо-Мюллер при этом остается высшим по-лицейским чином, ответственным за расследования и репрессии в оккупирован-ной Европе. Даже Абвер получил из Имперской канцелярии приказ «передавать в письменном виде любые результаты своих расследований управлению без-опасности и СД, и действовать только с его разрешения». То есть, с разрешения Генриха Мюллера.

Под его контролем, три человека в Париже полностью зависят только от его власти: Карл Оберг, высший руководитель СС, его заместитель Бёмельбург, и Гельмут Кнохен, специалист по репрессивным операциям.

Апогей роли Гестапо-Мюллера, тем не менее, в этот момент раскрывается в двойной игре этого человека. Двойной игре, о которой никто никогда не желал говорить с 1960-х годов.

Каковы причины этого великого молчания? Кто хотел защитить роль и память Генриха Мюллера? Почему молчали советские историки и охотники за нациста-ми эти два или три последних десятилетия?

ГЛАВА VII

7.1. Генрих Мюллер и «Красный оркестр»

То, что происходит под носом у Гестапо в ночь 21 июня 1941 года, когда нача-лась война с СССР, показывает, что если даже Гестапо и справляется превос-ходно со слежкой за немецкими гражданами, то у него нет серьезных информа-торов ни внутри разветвленного советского представительства, ни даже в неле-гальном разведаппарате Москвы. Или же кто-то предает безопасность Рейха. Конечно, контрразведка подставила своего двойного агента «Лицеиста» Амаяка Кобулова, советскому резиденту с псевдонимом «Захар», но ведь роль его состоит только в том, чтобы дезинформировать Москву о намерениях Берлина. Впрочем, в многотомном труде об истории советской внешней разведки («Очерки истории российской внешней разведки»), вышедшем с 1995 по 1998 годы в России в четырех томах (всего было шесть томов, последний вышел в 2006 г. — прим. перев.), интересно прочитать московскую версию этой знаменитой ночи 21 июня 1941 года: Кобулова разбудили глубокой ночью. «По воспоминаниям одного из сотрудников резидентуры, сообщение о нападении Германии на Советский Союз буквально потрясло Кобулова: в нижнем белье и тапочках на босу ногу он вы-шел из квартиры и уселся на крыльцо, обхватив голову руками. Из Москвы по-ступила срочная шифровка с требованием уничтожить секретные документы и обусловить связь с ценной агентурой». Агенты эти были несколько дезориенти-рованы, с тех пор как осенью 1938 года большая часть их, как легальных, так и нелегальных, были отозваны в Москву, расстреляны, сосланы, во всяком слу-чае, сняты с их ответственных должностей.