Досье на Шерлока Холмса - [86]

«Настоящая причина, – пишет он во „Втором пятне“, пытаясь разъяснить ситуацию, – заключалась лишь в том, что Шерлок Холмс ни за что не хотел, чтобы в печати продолжали появляться рассказы о его приключениях. Пока он не отошел от дел, отчеты о его успехах представляли для него практический интерес; когда же он окончательно покинул Лондон и посвятил себя изучению и разведению пчел на холмах Суссекса, известность стала ему ненавистна, и он настоятельно потребовал, чтобы его оставили в покое».

Это звучит как попытка оправдать поведение Холмса. Читатели заметят, что Уотсон не упоминает о запрете в апреле 1894 года, который, если не считать публикации «Собаки Баскервилей», длился до сентября 1903 года. В этот период, составлявший около девяти с половиной лет, Холмс активно занимался расследованиями. Причем запрет был наложен (точнее, снова наложен) не сразу же после того, как Холмс оставил дела, – вопреки утверждению Уотсона. Холмс уже жил в Суссексе, когда были опубликованы почти все тринадцать рассказов Уотсона. На самом деле известность стала «ненавистна» Холмсу лишь через пятнадцать месяцев после того, как он закончил карьеру, – когда «Второе пятно» было впервые опубликовано в «Стрэнде» в декабре 1904 года. С некоторым опозданием решив избегать публичности, Холмс тогда снова наложил вето на публикацию, и Уотсон замолчал до сентября 1906 года – почти на четыре года. Этот аспект литературной деятельности Уотсона будет более подробно рассмотрен в следующей главе.

Однако хотя Уотсон и выдает ненависть Холмса к известности за причину его отказа разрешить публикацию, у того могла быть подсознательная зависть к успеху Уотсона как автора. Его собственные литературные опыты, например монография о мотетах Лассо и «Книга жизни», не идут ни в какое сравнение с многочисленными произведениями Уотсона и его широкой популярностью. О подобных чувствах свидетельствует фраза «Я это совершил один», сказанная Холмсом по поводу своей книги о пчеловодстве. Другое его высказывание в рассказе «Львиная грива», который Холмс написал сам, содержит классическую оговорку по Фрейду. Он упоминает «все мои хроники» о прошлых делах, словно присваивая себе авторство рассказов Уотсона. Если такая интерпретация верна, то с ее помощью можно объяснить не только потребность Холмса контролировать право Уотсона на публикацию, но и другие аспекты его жизни. Таким образом Холмс утверждал свою власть над Уотсоном, который – по крайней мере, в его глазах – осуществлял контроль над жизнью самого Холмса, будучи его биографом. Эту роль Уотсона Холмс при своей властности порой находил несносной.

У Уотсона были и другие проблемы с публикацией. Из-за деликатного характера дела, связанного с шантажистом Чарльзом Огастесом Милвертоном, Уотсону пришлось ждать, пока не умрет главная фигура в этом расследовании – знатная леди, застрелившая Милвертона. Только тогда он смог опубликовать свой рассказ, и все же пришлось скрыть дату дела и некоторые другие сведения, чтобы эту леди не узнали. Как мы видели, ему пришлось быть «сдержанным» и в своем рассказе «Второе пятно» и не разглашать факты, так как с этим делом были связаны острые международные проблемы.

Между сентябрем 1903 и декабрем 1904 года были и другие сложности с публикацией. Во-первых, ни в одном из рассказов – даже в тех, что были напечатаны в конце жизни Уотсона, – нет упоминания о его второй жене. Мы уже комментировали это раньше. Возникает подозрение, что это диктовалось не столько необходимостью замять скандал с прошлым жены или страхом мести Нейла Гибсона, – с годами и то и другое утратило актуальность. Дело тут было в том, что Уотсон по-прежнему опасался реакции Холмса: упоминание о втором браке Уотсона напомнит ему о так называемом предательстве друга и, возможно, снова заставит наложить вето на публикацию. Вероятно, этот брак был счастливым. В опубликованных рассказах нет свидетельства того, что это было не так.

Что касается возражения Холмса против публичности, то Уотсон, наверно, обсуждал с ним этот вопрос во время уик-эндов в Суссексе или в письмах.

И, наконец, в-третьих (это особенно важный пункт): хотя Холмс теперь жил в Суссексе, он продолжал в какой-то степени контролировать жизнь Уотсона даже на расстоянии. Очевидно, Уотсон не возражал против такого положения дел. По крайней мере, он не высказывает протеста. Отсюда мы можем заключить, что, когда эти двое встречались, пусть и нечасто, их отношения продолжались на прежней основе: Холмс диктовал, Уотсон подчинялся.

И еще один факт относительно жизни Уотсона в период с сентября 1903 по декабрь 1904 года: каторжный рабочий график, который он себе установил. Несмотря на работу врача общей практики, он урывал время, чтобы писать в среднем по одному рассказу в месяц – в сумме около 100 000 слов за пятнадцать месяцев. Такая производительность была бы не по силам многим профессиональным литераторам. Уотсон не достигал подобной продуктивности со времен Великой паузы, когда также написал свыше 10 000 слов.

Следует также отметить, что во время обоих исключительно плодотворных периодов в писательской карьере Уотсона Холмс отсутствовал. Во время первого он путешествовал за границей, во время второго уехал в Суссекс. Это печальный, но важный факт, характеризующий их дружбу. Когда Холмс был рядом, он так часто посягал на личное время Уотсона, что последний писал гораздо меньше. Как автор Уотсон оказался в классической двойственной ситуации. Без Холмса у него не было материала для рассказов, но когда Холмс был рядом, ему редко выпадал случай писать.