Досье Габриэль Витткоп - [9]

Вся жизнь Габриэль Витткоп - это 82 года (1920-2002); каждый свой день рожденья она - точь-в-точь как и Ипполита - воспринимала как праздник в честь плода, который должен созреть, упасть и сгнить. «Возраст не касается меня как негативная проблема, поскольку я каждый день рождаюсь на свет и начинаю все сызнова. Он касается меня лишь как метаморфоза. Всякая метаморфоза - чарующий процесс в непрерывном ряду этапов. Наблюдение за тем, как удлиненная нимфа Пармиджано постепенно превращается в колдунью Ганса Бальдунга Грина, представляет естественное явление, - и не что иное, - которое поражает меня до такой степени, что удивление, изумление в подлинном смысле слова, исключает всякую возможность огорчения. Это как видеть насекомое, вылупливающееся из куколки. Распускающийся лист. Падающий лепесток, коричневый и смятый, который становится полупрозрачным, просвечивающим, гниющим. Видеть, как тает снежинка, шальная звезда. Смотреть микрофотографический фильм о коррозии, проверке волокон на эластичность или молекулярных изменениях, которые вызывает определенная скорость в определенном теле. Каждый этап эволюции энергий - шедевр изобразительного искусства. Что же касается осознания того увядания, которое навязывает мне возраст, оно не в силах задеть гордыню, не сводимую к проявлению вялой суетности». Иметь гордыню, чуждую суетности, - такая судьба нравилась Габриэль Витткоп и она не знала лучшего способа отблагодарить ее, чем держаться в стороне от скучных вещей, от всего, что казалось ей мелким. К счастью, недостатка в нескучных вещах в ее жизни не наблюдалось, и жить она тоже старалась нескучно - наблюдала за мертвецами и прокаженными, инвалидами и гермафродитами, рисовала гарпий и наделяла их собственным лицом, закладывала в церквях порнокартинки в молитвенники, одерживала победы и отвергала их плоды, притворялась одураченной и под таким прикрытием дурачила тех, кто думал, что одурачил ее. И наконец, притягивала к себе загадки,-точно так же, как разбрасываемое зерно притягивает к себе птиц. Этих саккумулированных волшебным образом загадок оказываются полны и ее поистине бессмертные книги, притягивающие к себе подобающих им читателей - сторонящихся, естественно, всего скучного, не замечающих, разумеется, всего суетного.

Габриэль Витткоп

ПИКПЮСОВСКИЕ ГНОМЫ [1]

(Нравоучительная сказка в назидание женщинам и девушкам, которые, успешно убив своих матерей, не проявляют затем находчивости)[2]

— Вы очень хорошо поступили, убив свою мать - пренеприятнейшую особу, - сказала фея, — и заслуживаете награду. Можете загадать три желания - на выбор.

С этими словами она схватила бутыль шампанского и сама налила себе, ведь феи везде чувствуют себя как дома.

— Вы так добры ко мне, - ответила молодая и красивая вдова-маркиза, - и я премного вам благодарна. Первое мое желание: пусть церковь монахинь Конца св. Иосифа растает, как сахар, с первым же ливнем.

— Будет исполнено, - сказала фея, блаженно улыбаясь, — но это желание свидетельствует о величайшей наивности. Неужели вы считаете, что монашки, которые никогда не скупятся в денежных вопросах, не отстроят тотчас же свой улей?

— Во-вторых, я хочу, чтобы мои экскременты впредь получили образ и подобие шоколадных человечков, крайне редкостных из-за своей дороговизны и лакомых для детей и богомольцев.

— Превосходная мысль! Это вызовет массу забавных недоразумений. А каково ваше третье желание?

— Пожалуйста, дайте немного поразмыслить, - погрузившись в раздумья, маркиза забыла о своих обязанностях радушной хозяйки, и фея сама налила себе восьмой бокал шампанского (в те времена бутылки были куда вместительнее, чем в наши дни).

— Я желаю, - наконец сказала красивая и молодая вдова-маркиза, — чтобы естество моего кузена, мальбезского каноника, коего я не выношу из-за лицемерно-немощного вида, внезапно вытянулось на семь локтей, превратившись в тощего неправедного змея, который начнет его чрезвычайно стеснять.

— Вот смеху-то будет! Но меня удивляет, что ни одно из трех ваших желаний не касается срока вашей жизни или вашей красоты.

— Я слишком молода для того, чтобы думать об этом, и мне важно только вволю насмеяться.

— Значит, вы вволю насмеялись, убив свою мать?

— Разумеется, и я хочу вам рассказать, как это произошло. Дело было прошлым летом, в нашем отдаленном поместье Ты-Не-ПОВЕРишь-Где, куда моя матушка ненадолго уехала. Я подсыпала ей изрядную дозу сулемы, но у нее только повыпали волосы да зубы, а в прочем она осталась здоровой, как никогда. Я накормила ее красными мухоморами, бледными поганками и базидальными грибами, попробовала лютик ядовитый, безвременник, цикуту и морской лук, но все было тщетно. Тогда мне пришло в голову прибегнуть к Пикпюсовским гномам, кои по собственному почину перебираются на лето в наши сады, где мы их и терпим. Несмотря на свою неотесанность, они оказали мне огромную помощь. Если вы знаете наш замок Ты-Не-ПОВЕРишь-Где, вам известно, что тамошние сады расположены террасами и от верхнего до нижнего можно спуститься по лестницам, ведущим к Бассейну Нимф. Поперек этих-то ступенек, по моему настоянию, гномы с величайшей ловкостью натянули крепкие и надежные нити. Крепкой оказалась и моя покойная матушка, которая беспрестанно орала, скатываясь по четырем лестницам кувырком, пока не стукнулась головой о мраморную Нимфу. По счастью, ни одно из ее жемчужных колье не порвалось, и я преподнесла два из них гномам, изумленным такой щедростью, поскольку, обладая веселым нравом, они думали только о том хорошем и праведном поступке, коим являлось убийство моей матушки, хоть и бесхитростно считали его простым развлечением.