Досье Дракулы - [32]

С облегчением узнав, что в прочих отношениях у леди Уайльд все благополучно, а Тамблти взял след Оскара, я решил было удалиться, но Сперанца стала уговаривать меня остаться.

— Непременно поздоровайтесь с моим ирландским поэтом, мистер Стокер, где бы он ни был. Он говорит, будто знает вас по колледжу Святой Троицы, если мне память не изменяет… А вот и он, прислонился к каминной полке.

Она кивнула в сторону высокого молодого человека, стоявшего в конце комнаты, явно слишком молодого, чтобы учиться в одно время со мной.

— У него удивительно красивый лоб. Уверена, литературный мир обязательно заговорит о нем. Но только не забудьте сказать ему, чтобы не сутулился. В конце концов, это его кости и он должен нести их бремя.

Она подманила меня поближе и добавила:

— Его зовут Йейтс, и он провел нос к носу с Констанцией Оскара целый час. Вы ведь расскажете мне, о чем они беседовали, правда, Брэм? Заметьте, я вовсе не хочу совать нос в чужие дела. Просто беспокоюсь о нашей Констанции.[105]

Йейтс, сказала она? Ах да, за те долгие минуты, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, я вспомнил: должно быть, это сын Джона Батлера Йейтса, учившегося в Тринити-колледже несколькими годами раньше меня. Мы уже давным-давно утратили всякую связь друг с другом, но, подойдя поближе к занятой разговором парочке, я узнал молодого человека, которого встречал почти десять лет тому назад. В самом начале моей работы на Ирвинга старший Йейтс привез сына в «Лицеум», предварительно прислав письмо и сообщив, что юноша — Биллиам, так, кажется, он его называл — очень любит Шекспира. Насколько помню, я тогда договорился о ложе, а также о том, чтобы отец и сын встретились потом с мисс Терри. Йейтс-младший, тогда ему было лет тринадцать, оказался невосприимчив к чарам этой леди, но с той поры он основательно подрос, а если даже несколько сутулился — верно, было такое, — то не настолько, чтобы ему стоило об этом напоминать.

— Сэр, — сказал я, протягивая руку, — я знаю вашего отца. Никогда Тринити-колледж не видел таких людей — некоторые рисуют, другие умеют произносить речи, но мало кто делает и то и другое так хорошо, как он. Я знаю и вашу прелестную собеседницу, хотя вы так сосредоточенно с ней разговариваете, что мне не хотелось бы вас прерывать. Пожалуйста, скажите, и вы, и она, что прощаете меня.

Разумеется, я был прощен и осыпан всяческими любезностями, но некоторая напряженность все-таки ощущалась: так люди, страдающие артритом, чувствуют, что будет дождь. Я действительно прервал какой-то важный разговор и, поняв это, решил откланяться и следовать дальше своим курсом. Это радовало хотя бы потому, что Тамблти я уже некоторое время не видел и, соответственно, мог ускользнуть от него, не нарушая приличий. Однако стоило мне заговорить о своем уходе, как Констанция, дорогая, нежная Констанция Уайльд, прервала меня.

Переглянувшись с Йейтсом, она сказала, что они ждали, когда же леди Уайльд наконец направит меня к ним, о чем она, Констанция, ее просила.

Ну и ну, уж не составили ли женщины — коварная Сперанца и хитрая Констанция — какой-то заговор?

На этот вопрос ответил Йейтс:

— Мистер Стокер, для нас с миссис Уайльд разговор с вами был главной задачей сегодняшнего дня, во исполнение каковой мы и воспользовались помощью леди Уайльд.

Он взирал на меня сквозь круглые очки, придававшие ему сходство с совой. Прядь черных волос падала на лоб, который Сперанца считала вместилищем великого ума. Я же увидел лишь отражение в сыне отца и, возможно, потому, что из-за этого почувствовал себя старым, ответил слишком резко:

— Что вы имеете в виду, сэр? Я привык говорить просто даже по субботам. Буду вам обязан, если и вы последуете моему примеру.

— Брэм, — успокаивающе сказала Констанция, — мы хотим поговорить с вами. Приватно.

Чертовски странно. Я не удержался от замечания, что приватность вовсе не самая характерная особенность субботних салонов Сперанцы, но Констанция решительно взяла меня под руку и повела из комнаты. Биллиам пошел следом. Мы прошли через холл, увидев на лестнице Уайльда, разглагольствовавшего обо всех и всем. Он выглядел таким, каким я видел его в последний раз и каким он выглядел на многочисленных фотографиях, отягощавших стены дома его матери. Тамблти в толпе его восхищенных поклонников не было, и я, не увидев американца, с радостью решил, что и он не увидел меня.

Войдя (подумать только, в буфетную!), мы немало удивили Бетти, прикладывавшуюся к бутылке. Она спешно ретировалась, оставив после себя запах сливовой настойки.

Я заявил моим похитителям, ибо считал их именно таковыми, что не понимаю сути происходящего, но Констанция опять меня перебила:

— Брэм, через две недели, первого июня, состоится собрание… нового общества, которое, как нам кажется, будет вам интересно. Короче говоря: вы весьма подходите, чтобы стать его членом.

И это говорит Констанция, которая, как я знал, никогда не высказывалась прямо. И кто эти «мы», которых она упомянула? От имени кого она говорила?

— Вы предлагаете мне членство? В каком обществе? Пожалуйста, уточните.

— В тайном обществе, — промолвил Йейтс, после чего они с Констанцией застыли, глядя на меня в упор.