Досье «72» - [50]

— При чем тут это? Мы разрешаем жене уйти раньше срока для того, чтобы не разлучать с мужем, а не наоборот. Ее годы пропадают, и это едино для всех! Хорошо, я переговорю с Бофором, он сумеет наставить на путь истинный заблудших овечек.

Брижит Лаверно уже давно подняла палец:

— Хочу вернуться к вопросу о границах. Вероятно, его можно решить, но это решение может поднять волну протестов в плане права, а главное, этики… Кроме того, наука к этому еще не вполне готова. Но это вопрос времени. Речь идет о том, чтобы имплантировать в тело всех французов прибор обнаружения. Благодаря системе GPS, знаете, это такая спутниковая система, этот прибор позволит определить местонахождение каждого в любой момент. Для того чтобы избежать серьезных биоэтических проблем, достаточно будет применять эту меру только к мужчинам семидесяти двух лет и к женщинам семидесяти пяти лет. В США уже широко используется этот способ наблюдения за сельскохозяйственными животными: к ним прикрепляется электронный жучок размером с рисовое зернышко, вот и все.

— Правда, интересно… Но сначала надо будет уговорить на это подопытных кроликов, а это нелегко. Как бы там ни было, ваша мысль заслуживает того, чтобы к ней вернуться… Постарайтесь собрать побольше информации, и мы еще об этом поговорим… Определить местонахождение любого, в любое время, в любом месте… В любом. До дрожи пробирает… Есть еще что-нибудь, Фавро?

— Увы, да, я еще не закончил… — Как человек, старающийся произвести должный эффект, Фавро приберег самое лучшее напоследок: — Я должен обсудить проблему партизан…

Партизаны! Кузен Макс предпочел бы вернуться к забастовкам, к проницаемым границам, к уловкам богатеев. Партизаны-маки, они мешали работать государственной машине. Это явление появилось несколько месяцев тому назад и оставалось маргинальным. Но оно существовало и могло усилиться.

Зайца спугнула газета «Экспресс», посвятившая шесть полос партизанам третьего возраста. После забавного прохождения маршрута (повязка на глаза, связанные руки, снотворное на тот случай, когда других мер предосторожности недостаточно) репортер три дня прожил партизанской жизнью. Будучи не в состоянии указать раздраженным жандармам на карте район своего пребывания, он только сообщил, что этот район показался ему гористым. Но не очень.

Зато своим читателям он рассказал множество замечательных историй и представил много прекрасных фотографий. Народ дрался за эту газету. На первой странице были сняты восемнадцать партизан, гордо сидящих у костра, который напоминал давние походы с ночевками. Черные квадраты на лицах не позволяли узнать бойцов, но фотоснимки этого репортажа подтверждали, что они явно хорошо себя чувствовали и пребывали в прекрасном настроении.

Франция не могла не проникнуться симпатией к этому поселению, которое продолжало сопротивляться угнетателю. Во всем этом чувствовалось — и репортер не поскупился на дифирамбы — нечто от Астерикса или Версенжеторикса. Может быть — будущее покажет, — даже от Наполеона или от де Голля. Отряд действовал под руководством бывшего старшины пехоты. Он признался в том, что первые недели были очень тяжелыми. Сам он знал, каковы будут условия жизни и борьбы, но его соратники открыли для себя новый мир. Пришлось проявить огромное терпение и найти убедительные доводы, чтобы приучить семидесятитрехлетнего мужчину драить посуду железной мочалкой, втолковать его сестре, что теперь ее очередь идти за водой к ручью, который течет в трехстах метрах, заставить отставного банковского служащего пилить дрова. И дисциплина. Главное — дисциплина. Без железной дисциплины невозможно выжить во враждебном окружении.

Где брали продукты питания? Тут старшина стал менее разговорчивым. Много провизии они принесли с собой, а здесь посадили огород, расставляют силки, ну, и так далее. Больше ничего про это не сказал. Догадливый репортер сделал из этого вывод, что союзники должны были регулярно сбрасывать им продукты на парашютах.

Затем следовало описание сцен, одна другой живописнее: совместный прием пищи за низким, собственноручно сколоченным столом, выпечка хлеба в допотопной печи. Смех и веселье под баюканье раскачиваемых ветром ветвей деревьев. Послеобеденные занятия: охота и рыбалка для мужчин, сбор ягод и грибов и шитье для женщин. А потом был ужин при свете дрожащего пламени костра, эти воспоминания о былом, эта ностальгия, обостряемая звездами и шорохами ночного леса. Наконец, огонь гасится, тени уходят в свои убежища из брезентовых палаток, а перед этим воссылают последнюю молитву Создателю.

А что дальше? Старшина задумывается:

— Будет день — будет пища!

Очень хорошая статья, честное слово. Сюжет этот так всем понравился, что несколько месяцев подряд средства массовой информации только и говорили о партизанах. Бретонские партизаны, партизаны Бигурдана, Солоньо. И конечно же, самое главное, партизаны Веркора. Газета «Фигаро» шутливо повторяла, что история — это вечное повторение пройденного. На плато Веркор потомки павших в 1944 году бойцов провозгласили свободную республику. О, в ней было чуть больше сотни душ, но умиление, которое она вызывала, отзвуки, которые она находила в газетах, постоянно стремящихся найти новых сторонников, быстро вымотали нервы Бофору. Партизаны, пусть, но я не желаю слышать о героях, немедленно прекратите это, Майоль, не хочу больше об этом слышать.