Дорожное знакомство - [26]

– Может быть, сейчас и поздно, – согласился маркиз, – но когда я справился у миссис Пил, она сказала, что вы уже легли, а завтра рано утром я уезжаю в Лондон.

Кара, видимо, обдумывала слова маркиза.

– Откройте дверь, Кара, – приказал Айво, теряя терпение. – Я расскажу вам, что произошло.

– Нет! – голос Кары звучал твердо.

Маркиз едва подавил охватившее его желание навалиться плечом на дверь и сломать замок.

– Я настаиваю на том, чтобы вы повиновались и делали то, что я сказал! Очень важно, чтобы вы знали, почему я отправляюсь в Лондон.

– Вы можете оставить мне записку, – предложила Кара, – если не хотите, чтобы я сопровождала вас. Впрочем, не думаю, что мое физическое состояние позволит мне сделать это.

– Нет, я не предлагаю вам следовать за мной, – заверил Кару маркиз. – Но вы должны присоединиться ко мне через несколько дней.

– Хорошо, – ответила Кара. – Когда я почувствую себя лучше, постараюсь выполнить ваши инструкции.

Пока Кара говорила это, голос ее стал постепенно удаляться, из чего Айво заключил, что девушка вернулась в постель.

Он едва мог поверить в то, что она столь явно не повинуется ему и игнорирует его просьбу открыть дверь.

Но несколько секунд спустя Айво услышал мелодичный голосок Кары, который произнес:

– Доброй ночи, милорд!

Маркиз понял, что их разговор, если его можно было так назвать, закончен.

На следующее утро миссис Пил принесла Каре завтрак, дождавшись, когда новая маркиза проснется после продолжительного благотворного сна. Прошло уже несколько часов после того, как Айво уехал в Лондон.

На серебряном блюде рядом с кофейником лежало письмо, написанное твердым, прямым почерком. Кара подумала, что узнала бы почерк маркиза, где бы ни увидела его – он точно передавал характер хозяина, человека властного, решительного и в то же время не чуждого обаяния.

Кара специально отложила чтение письма на потом, предпочтя сначала позавтракать. Она со злорадством подумала о том, что это наверняка разозлило бы маркиза.

С утра Кара чувствовала себя намного лучше, чем накануне вечером, она с аппетитом съела яйца, насладилась свежим деревенским маслом, поверх которого намазала на хлеб айвовый джем, которым всегда славилась кладовая поместья.

Только съев почти все, что стояло на подносе, Кара вскрыла письмо маркиза.

Безо всяких вступлений Айво переходил к делу:

«В субботу вечером скончался Его Величество король Георг Третий. Сегодня объявят о восшествии на престол нового короля, и это событие требует моего присутствия в столице. Поэтому я отправляюсь в Лондон, в наш особняк на Беркли-сквер.

Если вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, предлагаю вам присоединиться ко мне завтра или послезавтра, не говоря о том, что ваше присутствие необходимо, когда я объявлю обществу о нашем браке. Вам к тому же необходим надлежащий гардероб, обеспечить который можно только в Лондоне.

Если вы поставите в известность о предполагаемом времени своего отъезда мистера Кертиса, который ведет мое хозяйство, он подготовит для вас все необходимое и выделит горничную, которая будет вас сопровождать.

А.Б.»

Маркиз не стал подписывать письмо, только поставил внизу листа свои витиеватые инициалы.

Кара перечитывала письмо снова и снова.

Ее поразило известие о кончине Георга Третьего. Она размышляла о том, что новый король, которому так долго пришлось ждать восшествия на престол, теперь, должно быть, в восторге, что может наконец поступать, как ему вздумается.

«Если бы я была королем, то вообще отменила бы браки», – подумала Кара, вспомнив все, что произошло с ней вчера.

Но ей тут же пришло на ум, как и маркизу накануне вечером, что король сам женат на женщине, которая унижает его своим поведением, выставляя на посмешище перед всей Европой, не говоря уже об Англии.

Некоторые друзья ее дяди встречали за границей принцессу Кэролайн, и их рассказы о ней прерывались взрывами громкого хохота, оскорбительного, по мнению Кары, не только для принца-регента, но и для всего английского народа.

«– Ты бы видел ее, Лайонел! – смеялся один из рассказчиков. – Когда ее покинули английские слуги, она наняла на их место французских лакеев и поваров, пажей-арабов и швейцара-итальянца.

– Боже правый! – восклицал в ответ герцог Мэтлок. – Неужели это правда?

– Их наглость не знает границ, – продолжал его друг. – Когда они появляются в доме, это подобно нашествию разбойников.

– Надеюсь, это известно Его Высочеству, – усмехался Мэтлок.

– Можешь не сомневаться – кто-нибудь из доброжелателей непременно расскажет ему. Я слышал, принц ругался, как гвардеец, узнав, что его женушка въехала на осле в Иерусалим».

От подобных рассказов Кара чувствовала себя униженной и одновременно очень сочувствовала принцу-регенту.

Она понимала, что дядя ненавидит принца и рад слухам обо всем, что оскорбляло его достоинство.

Каре пришло вдруг в голову, что маркиз, возможно, ожидает и от нее подобного поведения: ведь она – племянница своего дяди.

«Я ненавижу маркиза, потому что он мой муж, – подумала она. – Но мама и папа учили меня быть настоящей леди в любых обстоятельствах. Каким бы ни был мой дядя, это вовсе не значит, что я готова опозорить честное имя маркиза Брума».