Дороже жизни - [6]

По представленному её взору пейзажу, Лика поняла, что точно находится не в России. На указателях, что стояли возле пустынной трассы, довольно ровной, уходящей за горизонт, имелись надписи на английском языке. Теперь оставалось определить, где именно она приземлилась или обнаружить хоть какой-то телефон. Шут сможет её найти даже без звонка, но ей телефон необходим для связи с ним.

Глава 3

Александр Петрович Сидоров томным взглядом окинул открывшийся вид из окна и мрачно вздохнул. Распечатал новую пачку Richmond и сделал затяжку. Чуть сладковатый аромат заполнил собой комнату, едва он выдохнул клубы табачного дыма, ощущая приятный чуть терпкий вкус вишни.

Хьюстон вот уже несколько лет стал родным городом. Александр недолго привыкал к его необычной географии. Казалось, что город состоит из нескольких хаотично разбросанных, не связанных между собой поселков. Пришлось изучить местность по карте и только тогда, разобравшись в хитросплетениях городской магистрали, Александр Петрович более или менее научился ориентироваться в городе.

Несмотря на то, что Хьюстон — крупнейший центр нефтеперерабатывающей и химической промышленности (производство пластмасс, синтетического каучука и смол), на экологии это как-то не отражается. Множество парков и просто незастроенных зеленых массивов разделяют жилые поселения. Порой чувствуешь себя жителем большой деревни, но достаточно современной и ухоженной, а не в мегаполисе.

Будучи ребенком, Александр даже в самых странных своих мечтах не предполагал, что уедет когда-либо из России и поселится на ПМЖ не где-нибудь, а в Америке, Штате Техас. Но судьба сложилась именно так. Его, как подающего надежды молодого, талантливого специалиста в кардиохирургии, пригласили работать в один из самых крупных в мире Кардиологический центр имени Майкла Дебейки (Michael DeBakey) — знаменитого кардиохирурга, создавшего уникальный метод аортокоронарного шунтирования, и разработавшего аппараты по поддержанию сердечной деятельности.

Единственный шанс, который дается в жизни, Александр решил не упускать из своих рук. Он много работал, даже слишком много, но чувствовал себя почти счастливым человеком. То, что не складывалась пока личная жизнь, это обстоятельство нисколько не пугало тридцатилетнего хирурга. Он считал, что все еще успеет, хотя родители часто сетовали на то, что годы идут, а детские ножки пока еще не топают под крышей их симпатичного двухэтажного дома, в который они переехали через два года после отъезда сына за океан. Александр любил своих родителей и так как являлся единственным ребенком в семье, то кому как не ему было позаботиться о достойной старости предков. Сейчас его родные отдыхали в Италии, благодаря чему господин Сидоров мог хоть ненадолго вздохнуть свободно от вечного вопроса о том, когда же будут внуки.

От созерцания и задумчивости его отвлек посторонний звук за спиной, и Александр грустно улыбнулся. Вчера в его тихую холостяцкую гавань заглянула подруга детства — неугомонная, жизнерадостная Лика, от которой одно время он сходил с ума.

Юношеская влюбленность не превратилась в любовь, хотя могла, наверное. Но Лика выбрала Люка, и Шут отошел в сторону, уступая дорогу лучшему другу и искренне желая счастья обоим.

Короткий звонок. Всего несколько фраз:

— Шут, привет. Я в беде. Помоги.

И вот он летит сломя голову через полстраны, чтобы забрать её из придорожного трактира. Её и в то же время совсем другую, чужую, незнакомую ему Лику.

Сидоров отошел от окна, затушил окурок и вернулся в комнату, где разметавшись во сне, спала осунувшаяся, тонкая и прозрачная, словно её держали в темном, недоступном солнцу месте и морили голодом, женщина, в которой едва проглядывалась прежняя Анжелика. Та, за которою он, не раздумывая, мог отдать жизнь, как и за любого другого из их четверки.

Дядя Слава тогда, в их последний учебный год, пригласил ребят в свою сторожку, попрощаться. Он сказал:

— Вот вы и выросли, ребята. Я горд, что познакомился с вами. Вы хорошие люди, только не забудьте одну вещь, — тут он замолчал и как будто погрузился в свои мысли.

Дядя Слава сидел на деревянной, сколоченной своими руками табуретке, а они присели рядком на его старый диванчик и ждали, что он скажет.

Но тот молчал и тут Конан, который вытянулся почти на голову выше Шута и Люка и своей белобрысой макушкой все время стукался, когда входил в дверь сторожки. Вспоминал он о том, что нужно нагнуться, уже после очередного соприкосновения головы с низким проемом двери. И в этот раз, потирая ушибленное место, осмелился спросить:

— Дядь Слав, какую вещь?

— Ах, да…, - очнулся тот, упираясь рукой в колено, привстал и прошел до кривого старенького буфета. Пошарил рукой наверху и что-то достал, довольно крякнул и, прихрамывая (одна нога у него была изувечена), вернулся на место. Сторож смерил ребят пристальным взглядом, от которого Шуту захотелось поежиться, и вместо шутки в голову пришла только одна мысль: "Это не к добру". Но вслух он её так и не произнес, ни в тот день, ни после.

— У меня для вас, ребята, есть подарок. Лешка, помнишь, ты нашел как-то оловянного солдатика со сломанной ногой, как у меня?