Дорогой отцов - [28]

Шрифт
Интервал

Аннушка, береги Машеньку. Помни об Алеше: он рвется к самостоятельности, хочет стать взрослым раньше времени. Я знаю, о чем он думает, где гуляют его мысли. Пусть не забывает главной задачи: учиться, учиться и еще раз учиться.

Прерываю. Начинается…

…Только сорвали еще одну попытку противника форсировать Дон, на этот раз хорошо подготовленную, поддержанную авиацией. Наша артиллерия действовала великолепно. Артиллеристы потопили много моторных лодок с десантниками. Врагу удалось на одном участке зацепиться за наш берег, переправить несколько танков. Танки мы подожгли и расстреляли, вражеских солдат подняли на штыки, а которые сами потонули, спасаясь от преследования. Сейчас наши бойцы отдыхают. А я не менее часа приводил себя в порядок — вытряхал песок из сапог, из портянок, из гимнастерки, из всего того, что ношу на себе. Пыль и песок, поднимаемые на воздух вражескими снарядами, минами и авиабомбами, висят над нашими окопами денно и нощно, и ничем от этого нельзя защититься. Песок хрустит на зубах, втерся в кожу. Эх, сейчас бы ванну принять да свежее белье надеть. О какой роскоши говорю, какой вздор мелю. Размяк, размечтался, кисель клюквенный. Аннушка, извини. Кругом, понимаешь, кровь, смерть, а я черт-те что несу, черт знает о чем думаю. А по правде сказать — многое хорошее в жизни мы не ценили, просто не замечали. Ванна — дьявол с ней. За письменным столом посидеть бы теперь, разложить бы на нем ватманский лист да понюхать бы тушь. Все это было совсем недавно, а кажется, далеко-далеко. После войны не так будем жить, как жили, нет! С прохладцей работали. Одним словом, по-настоящему не знали цены своему времени. До сроку старились.

Хватит философствовать. Теперь, Аннушка, долго-долго не получишь большого письма. Ты хорошо знаешь меня. Уж если я заговорил, так, значит, накипело у меня. Все… Обнимаю тебя, милая Аннушка, и моих дорогих Алешу и Машеньку. Будьте здоровы и счастливы».

Анна Павловна долго держала письмо в глубоком молчании со смешанным чувством радости и смутного ощущения чего-то недоброго. Потом она пыталась прочесть несколько строк, зачеркнутых военной цензурой. Но все ее старания остались безуспешными, да и ничего интересного для нее не было в вымаранных строках. Григорий писал о том, что, по слухам, ожидается прибытие в Сталинград нового командующего фронтом.

XI

Слухи были верны: речь шла о генерал-полковнике Еременко. Несколько оправившись после тяжелого ранения, генерал просил Ставку Главнокомандования послать его на фронт. Сталин, прочтя рапорт, сказал своему помощнику:

— Позвоните генералу. Узнайте, как он себя чувствует.

Генерал-полковник Еременко находился в Москве, в госпитале, размещенном в Академии имени Тимирязева. Перебитая кость ноги уже срослась, и генералу не лежалось.

— Я совершенно здоров, — убеждал Еременко лечащего врача.

Генерал бросал свой костыль и показывал, как он может обходиться без подмоги.

— Андрей Иванович, вы губите себя, — взывал к благоразумию хирург. — Я отвечаю за вас.

Главный врач госпиталя звонил своему непосредственному начальнику, просил указаний; как ему быть с «недисциплинированным» генералом.

— Держать, — приказывали сверху.

Но вот однажды поздно ночью в комнате Еременко раздался телефонный звонок. Андрей Иванович подумал: «Кто бы это мог быть? Может быть, кто-то из друзей?» Взял телефонную трубку:

— У телефона Еременко.

В ответ послышался негромкий, спокойный голос:

— Здравствуйте, товарищ Еременко. С вами говорят из секретариата товарища Сталина.

Еременко плотнее прижал телефонную трубку.

— Звоню по поручению товарища Сталина. Как вы себя чувствуете? Как ваше здоровье?

— Спасибо. Чувствую себя превосходно.

— А когда заканчиваете лечение?

— Я давно здоров и ни в каком лечении больше не нуждаюсь, а меня не выпускают. Воюю, атакую, и все-таки держат.

— Ваш рапорт товарищ Сталин получил, вам надо подъехать в Кремль.

Генерал оделся, сел в машину и покатил в Кремль. Москва была темна, без огней. На каждом перекрестке улиц машину останавливал комендантский патруль. У ворот Кремля — последняя остановка, последняя проверка документов. Ровно в час ночи машина прошла в Кремль. Еременко подымается по широкой лестнице. Большие окна задрапированы наглухо. Свету маловато, значительно меньше, чем его требуется для такого простора. Показалась дверь приемной. Еременко прошел, поставил в угол палку.

— Проходите, товарищ Еременко.

Сталин стоял за рабочим столом. Его левая рука лежала на трубке телефонного аппарата — он только что закончил разговор с командующим Западным фронтом. За длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидели члены Государственного Комитета Обороны. На одной стене, против входной двери, над письменным столом, висел портрет Ленина, на боковой глухой стене развешаны портреты русских полководцев — Суворова и Кутузова.

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, — по-военному четко заговорил Еременко.

Сталин улыбнулся. Генерал снизил тон.

— Товарищ Сталин, по вашему приказанию явился. Курс госпитального лечения закончил, — уже спокойнее доложил Еременко.

— Не очень, видимо, закончил — хромаете?


Рекомендуем почитать
Все, что было у нас

Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.


Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Русский характер

В сборник включены рассказы, статьи о Сталинградской битве А. Серафимовича, А. Толстого, К. Симонова, Б. Полевого, В Коротеева и других, написанные главным образом в дни великого сражения на Волге.


На главном направлении

В книгу вошли повести и очерки прозаика Ивана Падерина, в которых отображены события периода Сталинградской битвы. Главные герои повестей и очерков — наши воины, наш советский народ, сумевший выстоять и победить врага в этом крупнейшем сражении века.