Дорогой Никто - [31]

В этом виноват мой отец.

Я украду часы из «Уолмарта» -

В этом виноват мой доход.

Я никогда не научусь читать, -

В этом виноват СДВ [2].

Я никогда никому не скажу, что люблю тебя,

И стану винить других за то, что мне не сказали.

Я стану расисткой, обвинив в этом инцидент.

Я учиню какую-нибудь глупость

И свалю вину на свою юность.

Я буду американкой

По вине Америки.

* * *

Дорогой Джефф!

Джефф, ты ко мне что-нибудь чувствуешь? Пожалуйста, никогда не говори и иначе не давай понять, что у тебя ко мне было чисто физическое влечение – я буду ужасно унижена.

Джефф, ты считаешь меня сумасшедшей? Другие так считают. Мне правда все равно, но это так унизительно. Я так много использую производные от УНИЖЕНИЯ, потому что часто его испытываю.

Джефф, я дура? Мне правда так кажется, но точно я не знаю. Я вечно порчу себе жизнь. Другие тоже активно участвуют, но начинается-то все с МЕНЯ, и ничего с этим не поделать. Я не стану себя винить – не нарочно же я пытаюсь быть дурой. Я, кстати, помню, как ты называл меня глупой: мы напились, ты назвал меня тупой сукой, а я тебе врезала. Ты рассвирепел, а я повторяла «извини», пока не начала разбивать что под руку попадет, и ты меня простил (в основном чтобы прекратить погром). В ту ночь я сама себя унизила.

Джефф, что ты на самом деле обо мне думаешь? Возможно, однажды я унижусь настолько, чтобы открыться, какая я на самом деле, с изнанки. Я пыталась сделать это в тот вечер, когда сказала тебе о своем заболевании. Это настолько унизительное воспоминание, что меня всякий раз передергивает. Если бы я знала, что ты меня любишь, я бы не чувствовала себя униженной. Я тебя люблю, но это ты уже знаешь.

С вечной любовью,

Мэри Роуз.

* * *

Дорогой Никто!

Сегодня целый день льет дождь. Дождливая погода бывает очень унылой. Кажется, я решила прореветься за все разы, когда сдерживала слезы или не могла плакать. Целый мир невыплаканных слез. Тучи напоминают о грядущих слезах. Ненастье пройдет ближе к вечеру – надеюсь, к тому времени слезы уймутся. Трейси знает о моей болезни и о том, что меня изнасиловали, но не осуждает меня и не считает, что я сама виновата.

Финиксвилл, Пенсильвания Лето 1998 г.

Дорогой Никто!

Мне все опротивело, я в полном раздрае. Жизнь по-прежнему пуста. Ни друзей, ни нормальной жизни, одни дурные сны. Буду искать работу официантки в каком-нибудь кафе или интернате для престарелых. Я пойду работать только туда, где работают другие подростки, и познакомлюсь со сверстниками, с которыми можно дружить или просто проводить время, или хоть что-нибудь.

Я не хочу друзей из этого дурацкого, злого городишки. Здесь меня никто не понимает и не походит на ребят, с которыми я общалась раньше. Отстой! Мне здесь так грустно. Моя жизнь одинока и бесцельна.

Мать сказала, что когда я сдам экзамены на школьный сертификат, то осенью могу поступать в колледж. Очень на это надеюсь. Может, уже этим летом я пойду в колледж в Атлантик-Сити и буду жить у деда с бабкой, не знаю. Я просто не могу быть одна. Это болезненно, это отстой, это грустно, это страшно, это ОПАСНО. Я чувствую себя донельзя жалкой, тоскуя по прежним друзьям и прежней жизни. Я хочу вернуться в те дни. У всех вокруг своя жизнь, почему ее нет у меня?

Я бросила школу, а ведь именно там завязывается дружба между подростками. У меня нет друзей из старшей школы, нет хороших воспоминаний, у меня ничего нет. Я устала от такого положения вещей. От этого тянет к опасному и скверному – к наркотикам (тяжелым) и людям, которые плохо со мной обходятся, но я на это не смотрю (других-то нет) и не беру в голову, пока они хотя бы разговаривают со мной…

* * *

Дорогой Никто!

Сегодня я проснулась под стрекот саранчи и пение птиц. Я вытянула ноги и выгнула спину, ощутив боль, которая всегда бывает после ночи вроде этой. На матраце нет простыней, только засохшая рвота – видимо, я уже просыпалась, и меня вырвало. Ну, зато уже высохло. Я отскребла часть блевотины с кровати и отвернулась лицом к стене. Нет, я больше не засну.

Я встала, закрыла окно и сошла вниз, не глядя в зеркало. Сил вообще нет. Я пошла в туалет и отливала минут пятнадцать. Черт, как пить хочется! Готова на все за банку содовой – от кофеина мне станет лучше. Рот словно набит ватой – со вкусом выпитого вчера. Войдя на кухню, я наткнулась на холодильник (может, еще не протрезвела, но вообще в последнее время у меня нарушилось равновесие). Поднеся к пересохшим губам кувшин с соком, я не сдержала рвотного позыва. Приторный запах напомнил о противной сладости персиковой водки, которую я пила накануне. Молока нет, придется пить воду. Смешаю ее с растворимым клубничным порошком – надо избавиться от гадостного вкуса во рту. Розовый порошок рассыпан по столу – видимо, вчера я уже делала себе клубничную воду.

Перед выходом я посмотрелась в зеркало. Спутанные, кое-где покрытые коркой засохшей рвоты волосы прилипли к щекам. Лицо отечное, веки опухшие, под глазами размазанная тушь. Я попробовала оттереть ее пальцами. Руки тряслись. Накатила слабость. О черт, опять тошнит. Добежала до туалета – вырвало. От запаха и звуков стало еще хуже. Я присела на край ванны, не зная, проблевалась я или нет. Рвотой запачкана вся футболка. Я ее ношу уже три дня. Трусы грязные и спадают – видимо, я еще похудела. Черт, к горлу поднимается новая волна. Вот и звук, с которым рвота льется в унитаз. Брызги попадают мне в лицо. После я сижу на полу, и слюни текут на футболку, потому что я не хочу сглатывать то, что во рту.