Дорогой интриг - [64]

— Пфр, — ответил Аметист.

— Совершенно согласна с тобой, мой дорогой мальчик, — и, передернув плечами, пустила коня рысью по берегу озера. Лишать удовольствия от прогулки из-за еще одной несбывшейся надежды было бы большой ошибкой.

Глава 10

— Отчего вы начинаете свои прогулки с конюшни? Прикажите, и вам подведут уже оседланного коня.

Обернувшись к своему наперснику, я скользнула по нему взглядом и продолжила путь к конюшням.

— Ваша милость, но ведь это и вправду странно, — не сдался барон Гард. — Неужто вас не удручает, что приходится вдыхать… своеобразные ароматы?

— Конюшни отлично чистятся, — ответила я. — К тому же Аметист не выносит, когда его просто вручают, как какую-то вещь, он весьма чувствителен. Например, третьего дня мне привели его, я села в седло и что?

— Что? — полюбопытствовал барон, пристроившись рядом со мной.

— Мы всю прогулку с ним ругались и мирились. Это было невыносимо. Он хромал, страдал, вздыхал, тряс головой, а я только и делала, что заискивала перед ним, после бранилась, а затем вымаливала прощение. Лишь к концу прогулки он соизволил прокатить меня… в сторону конюшни. Нет-нет, мне не нужно сцен, — я решительно тряхнула головой.

— Не проще ли сменить лошадь? — улыбнулся Фьер. — Разве же это хорошо подстраиваться под животное?

Остановившись, я развернулась к нему и приподняла в недоумении брови, барон ответил вопросительным взглядом. Я хмыкнула и продолжила путь. Его милость нагнал меня и потребовал:

— Немедленно признавайтесь, что это за скептическое хмыканье?

— Так, мелочь, — отмахнулась я и скосила на Гарда многозначительный взгляд.

— Вот теперь уж точно я от вас не отстану, пока не узнаю, что за ужасные мысли вы таите в вашей прелестной головке. Да-да, ужасные, ваша милость, иначе бы вы не хмыкали так и не смотрели, — барон заступил мне дорогу и потребовал снова: — Немедленно, сию же минуту говорите, о чем подумали, иначе…

— Иначе? — уточнила я с вежливой улыбкой.

— Иначе я обижусь и никуда с вами не поеду, — ответил его милость и отвернулся, капризно оттопырив  губу, будто маленький ребенок.

И я рассмеялась, глядя на эту детскую гримасу взрослого мужчины. Сама взяв его под руку, я развернула барона в сторону конюшен и вынудила идти рядом со мной.

— Вот видите, мой дорогой барон Гард, — заговорила я, — всегда приходится под кого-то подстраиваться. Сейчас вы совершенный Аметист. Вас оскорбило, что я пренебрегла вашими чувствами и сделала так, как мне было удобней, и теперь мне необходимо загладить свою вину, чтобы не пришлось искать другого спутника…

— То есть я – лошадь? — с искренним возмущением вопросил Фьер.

— Скорее уж конь, — поправила я. — Жеребец. Породистый, веселый, но с ранимой душой.

— Ну, знаете, — вот теперь он действительно был оскорблен. Впрочем, это был Фьер Гард, и он умел понимать шутки, даже если они были грубоваты. Он скосил на меня глаза и спросил ворчливо: — Стало быть, породистый жеребец? В этом, кстати, что-то есть, если не думать поверхностно.

Я вновь рассмеялась и накрыла его руку ладонью:

— Простите меня, ваша милость, я вовсе не хотела быть грубой и обидеть вас. Вы – мужчина, и мужчина, к которому я отношусь с глубокой симпатией и уважением. Это чистая правда.

— Вот теперь вы поманили меня лакомством, — фыркнул барон и закатил глаза: — И вы добились того, что я готов всё забыть, простить и даже подставить свою спину и доскакать, куда скажите.

— И я совершенно не хочу менять вас на кого-то другого, потому что с вами мне легко, — улыбнулась я. — Мой Аметист – прекрасный скакун, что уже показал на деле, но есть у него эта склонность к аферам и театральщине, но если он мне нравится, то зачем же мне менять его на кого-то другого?

— Однако фыркнули вы явно по иному поводу, — уже без всяких восклицаний заметил его милость. — И я по-прежнему хочу узнать, о чем вы подумали до того, как сравнили меня с вашим Аферистом.

— Я вас не равняла! — возмутилась я. — Вы сами повели себя, как он, мне лишь осталось это заметить и высказаться о своих наблюдениях.

— И всё же?

Вздохнув, я снова остановилась и ответила то, что пришло мне в голову, но оглашать я этого не стала:

— Мне подумалось, что женщины всю жизнь подстраиваются под мужчин.

Теперь остановился барон и вопросил:

— И вновь оскорбление? Я ведь спросил: разве это хорошо подстраиваться под животное? И вы подумали о мужчинах, — пояснил он свое возмущение. — И как понимать вашу аналогию? Вы почитаете нас за животных?

— Я почитаю вас за тех, под кого мы вынуждены подстраиваться, — ответила я и вдруг разгорячилась. — Под придуманные вами правила. Мы играем, навязанные нам роли, находимся в рамках, не смея шагнуть за них даже в мыслях. А между тем у нас есть и устремления, и амбиции, которые можно воплотить лишь, стараясь на благо супруга. Разве же это справедливо? Что если та, кому предписано сидеть подле мужа и рожать ему детей, могла бы помимо этого исцелить ужасную болезнь или открыть нечто новое, еще неизвестное науке? А между тем дурным тоном считается, если женщина просто читает газеты, потому что это, видите ли, сугубо мужское чтиво…

— Умоляю, ваша милость! — вскинул руки барон. — Пощадите! Вы сейчас требуете с меня ответа, которого у меня нет. Таково устройство мира, и для того есть причины…