Дорогой Джим - [68]

Мистер Райчудури повесил трубку, оставив Найалла размышлять о том, что старый почтмейстер, в сущности, прав. Потому что его воображением и впрямь завладела картина: чудовищных размеров волк кружит вокруг трех испуганных женщин, а те, сжимая в руках ножи, пригнулись к земле, словно дожидаясь момента, когда можно будет пустить их в ход. Спохватившись, он вдруг ясно понял, что просто обязан написать эту сцену. А иначе все эти образы, теснящиеся у него в мозгу, попросту сведут его с ума.

Поспешно сунув в рюкзак несколько футболок, Найалл подхватил Оскара на руки и отволок в соседнюю квартиру, где упросил двух студенток, будущих биологов, приглядеть за котом пару дней, пока его не будет в городе. Прежде чем Алекс с Дженнифер захлопнули за ним дверь, Найалл еще успел перехватить последний укоризненный взгляд кошачьих глаз, словно говоривший: «Ну, куда бы ты ни собрался, надеюсь, ты свернешь себе шею!»

Чем дальше на запад мчался поезд, тем все более живым выглядел волк.

Успев на первую электричку, Найалл пристроился возле окна. Вагон был практически пуст, так что компанию ему составляли только забытый кем-то чемодан да какая-то девчушка, дремавшая в углу с наушниками в ушах. Пару раз куснув прихваченный из дома сандвич, Найалл уставился в окно, гадая, насколько ему хватит сотни евро, отложенных когда-то на черный день.

Как только покосившиеся сельские домишки исчезли вдали, сменившись каменными изгородями и насквозь вымокшими под дождем полями, Найалл вытащил из рюкзака блокнот, в котором обычно делал наброски, и машинально принялся рисовать. Он сам удивился, когда с листа на него вдруг немигающим, настороженным взглядом уставился чудовищный зверь. Мерное покачивание поезда и перестук колес куда-то исчезли, и Найалл, забыв обо всем, с головой погрузился в свое занятие — в точности как предрекал ему мистер Райчудури. Вскоре помимо глаз на листе появились густая серая шерсть, а вслед за нею и узкая пасть, в которой угрожающе сверкали клыки.

Найалл так увлекся, что даже не слышал, как металлический голос объявил следующую остановку, Терлс, а затем и конечную станцию — Корк. Между тем вокруг волка постепенно вырос лес, густой и непроходимый, с деревьями, которые, если приложить ухо к листку, казалось, шепчут, предупреждая о неведомых и страшных чудовищах, скрывающихся в его чаще. Найалл уже почти дорисовал замок с черными воротами посреди внушительной стены, когда ему случилось снова бросить взгляд на волка. Лапы получились достаточно удачно, но все-таки не совсем так, как хотелось художнику. Во всем его облике, в позе было что-то неестественное, но вот что именно ему не нравилось, Найалл никак не мог понять. Вдруг ему пришло в голову, что ощущение исходящей от зверя угрозы кроется не в том, чтобы максимально точно передать его физический облик, а в необходимости ощутить биение сердца огромного хищника, дать возможность зрителю почувствовать инстинктивный страх жертвы. Найалл со вздохом откинулся назад и отложил карандаш. Волк по-прежнему смахивал на огромного пса, возможно, лишь чуть более опасного. Девушка проснулась и, смерив попутчика равнодушным взглядом, отвернулась к стене и попыталась снова уснуть. Стали разносить чай. Найалл, сложив листок, сунул его в папку с рисунками. Он был вынужден признать, что почти ничего не знает ни об опасности, ни о зле, ни о многих странных и чудовищных событиях, о которых говорилось в дневнике Фионы. Так что если он намерен довести до конца свое предприятие, ему следует вспомнить совет, данный старшим почтмейстером. Из громкоговорителя вновь раздался голос, невозмутимо объявивший:

«Доброе утро, леди и джентльмены. Следующая остановка — Лимерик-Джанкшн. Пересадка на Лимерик, Эннис и Трэли. Конечная остановка — Корк».

Найалл, доев остатки сандвича, снова уставился в окно. Перед ним, за запыленным стеклом, расстилались поля, мягко закруглявшиеся к горизонту, где сплошной стеной чернели деревья. Что было за ними, Найалл не мог различить.

В первый раз с той самой минуты, когда он нашел дневник Фионы и добровольно, повинуясь внезапному импульсу, взял на себя роль его хранителя, в нем проснулся страх.

К тому времени, когда Найалл поймал попутку, водитель которой согласился подбросить почти его до того места, куда он хотел попасть, уже совсем стемнело. В любом случае ни одного автобуса из Корка до самого Каслтаунбира до шести часов вечера не было, так что Найалл довольно долго клацал зубами на вокзале под ледяным дождем, размышляя, стоит ли его затея того, чтобы так мучиться. Сам Корк, расстилавшийся позади железнодорожных путей, словно якорем, цеплявшим станцию Кент к остальной части города, показался ему вымершим — просто унылым нагромождением серых бетонных блоков, которое можно встретить в любом уголке земного шара.

Водители такси, прикрываясь от дождя, пробегали мимо него, торопясь к пабу. В их взглядах читалось презрение — еще один безденежный путешественник. Найалл не обижался — в сущности, так оно и было. Робко помахав им рукой, он гадал, случалось ли Джиму испытывать то же самое тоскливое чувство, будто все вокруг чуждо ему, — и в конце концов решил, что вряд ли. К этому времени Джим наверняка уболтал бы какую-нибудь дамочку и нежился бы сейчас в теплой постели — вместо того чтобы мокнуть под дождем.